— Мой муж не приказывал мне. Без его разрешения я не могу. Я только походила поблизости, посмотрела, но там Орбина не было.
— Довольно, — изрек жрец. — Я скажу тебе, где он.
Тьиво выслушала его со склоненной головой. Когда он закончил, она запрокинула лицо к небу и издала оглушительный вопль — но это была лишь положенная дань обычаям. Жрецы спокойно ждали, когда она прекратит завывать. Орн, разбуженный и испуганный, подошел к двери и тоже взвыл, дергая Тьиво за рукав.
Мужчина из другой долины шел в Ли и увидел Орбина, лежащего на спине на дне скалистого ущелья. Добраться до него было невозможно. В любом случае вороны-падальщики оказались на месте раньше и успели пообедать — именно их шумное карканье привлекло внимание путника. Тело было видно плохо — мешали вороны, да и ущелье было довольно глубоким, — но человек, рассказавший о находке в Ли, уверял, что узнал Орбина по башмакам. Потом, когда все прочие крестьяне собрались в Ли ради жертвоприношений или выпивки, среди завсегдатаев не оказалось лишь Орбина. Потому-то жрецы и навестили жену Орна.
Без приказа мужа Тьиво действительно не могла выйти за пределы фермы и отправиться на поиски. Но возможно, что Орн попросту не был способен отдать такой приказ. Люди догадывались, что Орн не совсем нормальный, и спорили лишь о том, до какой степени он не в себе. В таком случае обстоятельства гибели его брата выглядели весьма туманно. О том, что на ферме родился ребенок, знала вся Ли. О том; что ребенка продали в начале зимы — тоже. Элисаарцы останавливались в Ли и вернулись туда с ребенком, хотя его, закутанного в меха, никто толком не разглядел — куда больше внимания привлек огромный черный скакун предводителя элисаарцев.
Способен ли Орн продать своего сына за деньги? Или мальчика продал Орбин? Значило ли это, что он был незаконно зачат Орбином, а не Орном? И значило ли это, что Тьиво сошла с ума и напала на Орбина?
Мужчины поскальзывались и гибли в горах, но это случалось редко — вырастая, они все время таскались туда-сюда по опасным горным тропам и привыкали к этому. Однако женщины сходили и сходят с ума, потому что богиня создала их из несовершенного материала.
— Ты должна пойти с нами, — решил жрец. — Ты пойдешь и ответишь перед Ках в храме. Но сначала принеси нам пива и какого-нибудь сладкого пирога.
Она совершила грех и понимала это. Тьиво осознавала, что сделанное ею незаконно — так же, как тогда, когда она легла с отцом своего сына. Ее мысли возвращались к тому дню, когда она убила Орбина. Всю зиму она ждала подходящего момента. Возмездие. Именно тогда, когда он сообщил ей, что сделал, в тот самый миг она и решила забрать его жизнь. Но, обдумав все, она поняла — убить надо так, чтобы спастись самой, Должен же кто-то заботиться об Орне. Да и самой ей хотелось жить.
Однако совпало слишком много случайностей, и жрецы заподозрили ее. С самого начала Тьиво знала, что это возможно, но не отступилась от своего решения. И после убийства она не переменила своего мнения. Орбин не имел права оставаться в живых.
Странно, но почему-то Тьиво не испытывала отчаяния при мысли о Ках, невзирая на то, что преступила границы всех строжайших запретов. Но так ли это? Это Орбин провинился перед Ках, бесчестный Орбин, который отдал чужеземцам дар, посланный богиней.
Так что, следуя за носилками в сопровождении двух храмовых слуг, Тьиво не дрожала и не медлила. Она не споткнулась в том месте, где Орбин полетел вниз, и не оглянулась, когда они миновали это место, а увидев на горизонте деревню, ускорила шаг.
* * *
— Говори свободно. Вспомни все, что ты видела и слышала. Ках слышит. Ках видит. Ты родила ребенка после многих лет бесплодия…
В храме стояла почти полная темнота, лишь несколько ламп тускло тлели. Возможно, так соблюдалась святость допроса — или просто не хватало масла, поскольку сезон выдался бедный. Сквозь бархатистую темноту проступала статуя богини, неровности ее лица, выпуклости грудей. И лишь глаза ее, поймав луч света, горели, словно светильники.
Жрецы торжественно обращались к Тьиво, которая стояла у алтаря.
Они верили в ее вину. Они не сомневались, что по окончании ритуала распахнут двери храма и отдадут ее жителям Ли, чтобы те забили ее камнями до смерти.
Сам Верховный жрец почтил храм своим присутствием, желая наблюдать за происходящим. Его голову украшала маска с большим клювом хищной птицы. Нарушив закон, женщина становилась важной персоной.
Но Ках тоже была здесь. Тень Ках и ее глаза. Она смотрела и слушала.
Ках…
— Женщина Тьиво, скажи нам, кто отец твоего ребенка?
Тьиво вдохнула тяжелый воздух храма, пропитанный ароматом крови, притираний и дыма — запах Ках. Пришли слова — и она ответила им:
— Отец моего ребенка — человек, данный мне Ках.
Тьиво ждала, искры напряжения пробегали по ее коже, казалось, пронизывая даже кости. Солгала ли она? По закону Ках дала Тьиво Орна. По воле магии и желания Ках дала Тьиво Йимеса, чужеземца. Тьиво всегда верила в это. Остается ли грех грехом, если его предложила богиня? Если же она ошиблась, то сейчас богиня ударит Тьиво и повергнет ее наземь.
Но Ках не ударила Тьиво.
Темнота наполнилась тишиной, нарушаемой только шепотом жрецов и потрескиванием масла.
— Ты сказала, что зачала и выносила ребенка законно?
— Я выносила его согласно воле Ках, — твердо ответила Тьиво, полная триумфа и уверенности. Теперь она знала, что так оно и есть.
— Женщина Тьиво, Орбин упал с тропы и умер, — снова прозвучал голос жреца. Спрашивал ли он или просто отмечал случившееся? — Что ты знаешь об этом?
— Я этого не видела, — сказала она, и это была правда. Пока он скользил и падал в пустоту, она отвернулась и отошла, но не от отвращения или ужаса — просто не хотела, чтобы Орбин видел ее лицо, словно это могло как-то помочь ему. Может быть, Ках подсказала ей и тогда? Так что теперь она может спокойно заявить, что не видела его смерти.
— Ты говоришь, что не виновна в смерти Орбина?
— Хозяева, я всего лишь женщина, — ответила Тьиво. — Орну пришлось продать сына, потому что у нас не было денег. Орбин отправился в Ли закупить припасы и сделать подношение Ках, чтобы она помиловала нас. И теперь Орбин мертв. Это большое горе.
— Но ты виновна, женщина?
— Всегда ли женщина виновна, если что-то происходит с ее мужчинами?
Слова шли от Ках. Ках советовала, Ках учила ее. Она не должна смущаться. Законы неправильны. А может быть, Ках создала новый закон для Тьиво, и та лишь следует ее желанию.
Жрецы шептались и бормотали во тьме, позвякивая украшениями. Затем через птичью маску глухо зазвучал голос Верховного жреца:
