— Что-то случилось? — смуглокожий брюнет подобрался.
— Нет, друг мой, ничего нового, — ответил губернатор, светло-серые глаза которого вновь потеплели. — Всего лишь задумался. Твоя сестра ведь ещё держит свой салон опереточной оппозиции?
— Ты же знаешь Изабеллу, там сплошь скучающие аристократы и всякая упивающаяся своей смелостью богема. Накипь, пустобрёхи. Ничего стоящего от них не узнаешь. Рамон даже слежку свернул, всё равно бесполезно.
— Я так и подумал, — как-то неопределённо сказал Форест. — Я так и подумал…
* * *
— И чтоб к концу недели ни одного паскудника на улицах! — глава полиции хрипло орал перед выстроившимися в линеечку офицерами. — Ни одного, поняли, тунеядцы хиложопые?! Чтобы все зачинщики, мать их козлорогую, по камерам сидели! Хоть весь город переверните, но найдите мне этих помойных говноедов!
— Кха-кха-кха, — закашлялся после получасового крика немолодой мужчина, на блестящей от пота лысине контрастно выделялась пара надувшихся сосудов. Подойдя к креслу, он буквально рухнул в роскошный предмет мебели и отхлебнул вина из красивого, расписанного золотом стакана. — Всем всё понятно? — красные от полопавшихся капилляров глаза злобно обвели подчинённых, переминающихся на дорогом длинноворсовом ковре, выискивая малейшие намёки на несогласие.
— Так точно!!! — в унисон рявкнули офицеры, не смевшие дать повод скорому на расправу начальнику.
— Вот вы у меня где все, — глава полиции потряс сжатым кулаком. — М-макаки узкобёдрые… Свободны! — Довольный видимыми проявлениями власти и контроля над ситуацией, Модо барски махнул подчинённым, позволяя покинуть его богато обставленный кабинет. Он ещё даст фору всем этим молодым выскочкам! А пока его указания выполняются, можно позволить себе отдых — рука потянулась к графину с великолепным вином.
* * *
Вскоре матерные крики стали раздаваться в кабинетах старших офицеров, которые, бессознательно подражая манере большого начальства, стремились донести его пожелания до подчинённых. Естественно, сроки умиротворения улиц оказались снова ужаты. Закрутился молох государственной машины, затопали кованые сапоги, затрещали ломаемые двери, замелькали дубинки и обнажённые клинки, а сначала тонкие, но с каждым часом набирающие мощь ручейки задержанных потекли в камеры. Больше всех досталось шатающимся по центральным улицам недовольным и представителям организованной преступности под крылом дона Эскобара — но, как это всегда бывает при поспешных действиях, немало перепало и непричастным.
И, разумеется, не обошлось без перегибов со злоупотреблениями. Стража не стеснялась присваивать имущество задержанных и вымогать взятки у «подозрительных личностей». Некоторые из слуг закона не отказывались получить плату натурой, если у бунтовщиков или «бунтовщиков» имелись симпатичные жёны, сёстры, дочери или ещё какие родственницы.
Недовольство их действиями росло, иногда выливаясь в стычки, что оканчивались кровью, которая закономерно вела ко всё большему ожесточению с обеих сторон.
Лозунги против власти и аристократов, доселе среди широких масс почти не звучавшие или направленные в сторону столичных министров, повернулись против родной администрации. Страх потерять работу, свободу, а то и жизнь служил хорошим тормозящим фактором, да и жизнь коренных горожан протекала относительно благополучно. Но ещё в Кукуте накопилось слишком много нищих беженцев. Они копили недовольство на дискриминацию в сравнении с местными жителями, им-то как раз терять было нечего — и вдобавок ко всему они внезапно получили средства на начало борьбы за, как они думали, свои права.
Из допросов революционеров, чьи ячейки (или банды, зовущие себя революционными) только народились или расправили крылья под живительным дождём золотых монет, следователи полиции и разведки легко вычленили шаги неведомого врага. Но назвать его имя или хотя бы с уверенностью сказать, одна это сила или несколько — они не могли. Слишком ловко неведомый противник обрубал хвосты и слишком легко уходил из расставленных капканов, словно осведомлённый о методиках и инструментах работы разведки и полиции Кукуты не хуже их самих. Мерзкий запашок предательства заставлял шпиков и стражников подозрительно смотреть на коллег из иного ведомства… и даже на сотрудников своего собственного.
Агенты и ячейки повстанцев, подчиняющихся указаниям из штаба Революционной Армии, также пребывали в недоумении. До них дошла информация о неких силах, желающих их стравить и рассорить с союзником в лице администрации губернатора Фореста. Но также несколько независимых источников доносили о том, что этот «союзник» с потрохами продался имперцам и в ближайшее время готовится ударить по ним, а происходящее — не более чем провокация. И подготовка к удару с целью выслужиться перед центральной администрацией Империи и лично Онестом. В этой ситуации волей-неволей приходилось беречься, поэтому большая часть агентов революции покинула город или ушла на дно.
Или оказалась убита. Что косвенно подтверждало версию о предательстве.
Маятник раскачивался всё сильнее. Беспорядки заставляли стражу и разведку действовать, их действия порождали противодействие, снова принуждая ужесточать меры — и так по кругу.
Близилась буря.
* * *
— Люцифер, уничтожить! — белый росчерк вымётывается из угла фехтовального зала и, взмыв в стремительном прыжке, наносит удар задними лапами.
Хлоп! — в стороны летят красноватые ошмётки, а немёртвый кролик-монстр, влекомый инерцией, уносится дальше.
Когда кусочки лопнутого мячика упали на пол, а новоявленный демонический зверь прискакал под руку, чтобы получить порцию ласки, я повернул голову к Счетоводу и укоризненно на него посмотрел.
— Видел? Что тут сложного? Ускоряйся и бей. Даже у пушистика уже получается.
— Простите, госпожа, я буду стараться, — склонил голову миньон в тёмно-синем спортивном костюме. Последний сидел на мужчине настолько неловко, что сразу становилось понятно: со спортом криминальный финансист не дружил от слова «совсем».
— Да что там стараться? У тебя бесконечный запас сил, регенерация, личный учитель, а ты копаешься уже второй день! Ты сделал уже столько попыток, сколько любой другой начинающий воин духа не осилит и за месяц: энергии не хватит. Не понимаю, с чем тут возиться… — недоумённо качаю головой, хрустнув очередной печенькой.
Отложенные ранее бумаги из архива марионетки-разведчика вновь вернулись мне на колени. Впрочем, основные моменты уже проработаны, а вдаваться в частности необходимости нет, так что перелистывание страниц просто сопровождало мысли.
Счетовод отвернулся, в очередной раз сосредоточился, напрягся и спустя несколько секунд концентрации нанёс удар по подвешенной на верёвках груше: небольшой, мягкой и лёгкой, но прочной. По помещению разнёсся очередной хлопок, порождённый ударом под троекратным ускорением. Груша закачалась на верёвках, рядом с ней недовольно переминался снова выбитый из разгона миньон.
Никакого прогресса! Как было пятьдесят попыток назад, так и осталось. Нет, про полное отсутствие развития я, конечно, загнул, раньше дела шли ещё хуже! Но всё равно, настолько бездарного ученика мне раньше видеть не доводилось. Антиталант какой-то! Даже самые отстающие воспитанники нашей Базы, дети (!) — и те развивались на порядок быстрее. Да что там, даже Эрис — домашняя девочка, в жизни никого не убивавшая и не дравшаяся — и та разобралась с нескольких попыток! Вот где это видано, чтобы перед простейшим ускорением концентрировались почти пять секунд?!
И ладно бы у сего «дарования» наблюдались проблемы с энергетикой, но нет, я старательно раздул духовную составляющую немёртвого до уровня хорошего такого Ученика! То есть в теории Счетовод с первого дня должен заметно опережать Эрис, и это без учёта бездонного запаса энергии!
С другой стороны, Эрис — потомок рода охотников на монстров, военных и убийц, а любого, даже самого отстающего воспитанника Подземной Базы специально отобрали из необычных детей и ко всему прочему они прошли жестокий экзамен. Иными словами, я имел дело только с талантами. Но неужели разрыв таланта и посредственности настолько велик?
