конечностях и то, как я немного сокращаюсь.
Я все еще проигрываю все тренировочные сценарии.
После первого урока, с которого меня выгнали, Вивиан позволяет всему классу использовать свои дары во время сценариев, и я никак не могу конкурировать с ними.
Одна из девушек — ходячая доза хлороформа.
Она также ненавидит меня до чертиков и целится в меня каждый чертов раз, когда мы пересекаем стартовую черту. Вивиан мгновенно разрабатывает свой план игры и начинает усложнять ей доступ ко мне, в основном для того, чтобы научить ее разрабатывать стратегию и научить меня уклоняться от сучки, но она как чертова ищейка.
Я ненавижу ее.
Естественно, Зои влюблена в Гейба и проводит каждую свободную секунду, флиртуя с ним у меня на глазах. Вероятно, это должно беспокоить меня больше, чем беспокоит, но какая-то разъяренная, жестокая часть меня наслаждается тем, как сильно Гейб хочет, чтобы я отреагировала. Каждый раз, когда я наблюдаю, как Зои проводит рукой по его бицепсу, даже не дрогнув, я вижу, как сильно это его бесит.
Однако он никогда не отталкивает ее, и это слишком много говорит о том, что он на самом деле чувствует.
Единственный положительный момент в занятиях с Гейбом заключается в том, что после того, как мы заканчиваем день, он каждую неделю отвозит меня на ужин к Норту, сокращая время, которое мне приходится проводить в маленьком замкнутом пространстве с Нортом и его водителем.
Мотоцикл — это интимно, но флирт со смертью делает его моим любимым способом быть затащенной на эти дурацкие еженедельные ужины. Гейб также не пытается заговорить со мной или принижать меня за мое существование вообще, как это делает Норт, что добавляет очки в его пользу.
Он также всегда сидит рядом со мной за столом, добавляя небольшие комментарии и фрагменты информации всякий раз, когда кто-то из гостей Нокса начинает со мной шутить, что происходит постоянно.
Я убеждена, что Нокс приглашает к столу только самых конфликтных и совершенно безумных девушек, которых он может найти.
Сегодняшний вечер ничем не отличается, и хотя Лана менее очевидна в своем увлечении Ноксом, ее колючие выпады в мой адрес задевают чуть ближе к сердцу, чем другие хихикающие дуры.
— Я слышала, что ты много лет жила на улице, продавая себя, чтобы поесть. Должно быть, трудно снова вернуться к «нормальной» жизни после того, как тебя так использовали
Продавала себя.
Гейб напрягается и бросает на нее свирепый взгляд, его губы скривились. Я уже знаю, что он на самом деле ничего не собирается с этим делать, и когда он смотрит на меня сверху вниз, в нем есть нерешительность, которая обжигает меня, потому что есть часть его, которая верит в эту чушь обо мне.
Я собираюсь обрушить на него целый мир боли, когда Норт прерывает:
— Нам нужно обсудить некоторые основные правила вечеринки.
Я чуть не задыхаюсь от воздуха.
— Зачем? Я буду избегать тебя, как чумы, Гейб прилипнет к моей заднице, как клей, и я буду болтаться в углу с Сейдж, где мы обе будем молиться, чтобы смерть забрала нас, чтобы мы смогли выбраться оттуда.
Нокс, наконец, отстраняется от Ланы, которая все еще ухмыляется мне, как будто она что-то выиграла, впервые проявляя интерес к разговору.
— Однажды я трахнул Пламя. Она кончила так сильно, что подожгла кровать. Я должен позвонить твоей маленькой подруге и узнать, не нужно ли ей… расслабиться.
Это самая большая проблема, с которой я столкнулась, когда держала свой дар в секрете, и мои зубы принимают на себя основную тяжесть, моя челюсть сжимается так сильно, что я чувствую, как мои зубы хрустят и жестоко скрежещут друг о друга.
Это первый раз, когда связь в моей груди не обострилась из-за него, оплакивая мысль о том, что он прикасается к кому-то еще, кроме меня, и я благодарна за маленькие милости, потому что, возможно, он наконец осознал тот факт, что из этого нет выхода.
Он будет ненавидеть меня до самой смерти.
Я отодвигаю от себя тарелку, желчь подступает к моему горлу при мысли о том, что он трахает мою единственную подругу, и Гейб смотрит на нее, а затем снова на меня.
— Норту нужно, чтобы я просмотрел кое-какие документы, мы пока не можем уехать.
Я смотрю вниз и обнаруживаю, что мои руки сильно дрожат, и немедленно прячу их под бедра.
— Тогда я возвращаюсь пешком. Я не останусь здесь с ним.
— Я отвезу тебя, — говорит Грифон, и я бледнею.
Он даже не пытался заговорить со мной, даже не взглянул на меня, правда. Я думала, он сделает все, что в его силах, чтобы убраться подальше от меня.
— Спасибо, — говорю я, и он отодвигается от стола, не сказав больше ни слова и даже не взглянув в мою сторону. Меня не волнуют тонкости, мне просто нужно убраться отсюда к чертовой матери.
Он ведет меня к Камаро у входа и открывает передо мной дверцу, прежде чем обойти машину, чтобы сесть на свою сторону. Я никогда раньше не ездила в машине без центрального замка. Он выглядит нетронутым, кожаные сиденья старше, но ясно, что он чертовски хорошо заботится об этой штуке. Я осторожно сажусь, как будто моя задница каким-то образом разрушит эту машину, просто находясь здесь.
Грифон садится в машину с меньшей нерешительностью, но не с меньшей осторожностью, очевидно, он любит эту машину, и меня поражает, что это первое, что я действительно знаю о нем, кроме его работы в Тактической группе и того, как он одевается.
Я много знаю о Гейбе, благодаря нашей вынужденной близости, и оба брата Дрейвена слишком часто демонстрировали свои поразительные личности за обеденным столом. Атлас потратил наши недели на общение друг с другом, посылая мне небольшие истории и фрагменты о себе, никогда не заставляя меня делать то же самое в ответ, но неизбежно вытягивая их из меня. Даже с тех пор, как я рассказала ему о том, что Норт прослушивает мой телефон, он был строг в своих попытках узнать меня получше.
Грифон сделал все, что мог, чтобы держаться от меня на расстоянии вытянутой руки.
Моя связь тянется к нему, напрягаясь из-за жестких ограничений, которые я на неё наложила, когда я оттягиваю ее, прежде чем я коснусь его. Есть что-то в его дистанции и в том, как он держится подальше от меня, что заставляет мою связь отчаянно нуждаться в нем.
Он самый опасный из них всех.
Когда он подъезжает
