Она смотрела на меня огромными, явно переполненными страхом глазами. Вампиры постарше могли скрыть практически любую эмоцию после столетий практики, но когда ты мертв всего лишь лет тридцать, ты ничем не отличаешься от своего живого ровесника, если не считать, что ты мертв и навеки заключен в тело, которое тебе хотелось бы забыть, как страшный сон, навеянный школьными годами. Превращение в вампира, вовсе не означает, что ты тут же получишь крутые способности. Точно так же никто не был наделен, не пойми откуда, взявшимися знаниями боевых искусств, деньгами или сексуальной привлекательностью, и никто не становился хорош в постели — это приходило с практикой, а некоторые вампиры так никогда и не умели распоряжаться деньгами. Не похоже, что став вампиром Шелби много обрела, или, быть может, это всего лишь обман? Может, она играла на своем жалостливом образе, и при первой же подвернувшейся возможности поубивала бы нас всех? Может и так. Одна из самых страшных вампиров, которых я когда-либо встречала, выглядела как двенадцатилетняя девочка — в реальности она была тысячелетним монстром.
Ульрих пошел со мной, он нес вторую сумку, предназначенную для более официальных исполнений приговора. Охотясь на вампиров, я убивала их любым доступным способом, не переживая из-за беспорядка. Но если тело было уже «мертвым», а мы находились на собственности налогоплательщиков, то нельзя было забывать об аккуратности. Я расстегнула первую сумку и достала оттуда большой сложенный кусок брезента, с одной стороны покрытый пластиком. Ульрих помог мне расстелить его на полу.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала вампирша Шелби; приглушенные слова эхом отдались в просторном помещении. Для криков здесь была отличная акустика.
Я склонилась на колени перед сумкой и начала вытаскивать приспособления, которые по закону был обязан иметь при себе истребитель вампиров, но которыми я практически никогда не пользовалась. Поскольку главной целью всего этого было устрашить свидетеля/подозреваемого, содержимое сумки было впечатляющим зрелищем. Первыми были колья. Они лежали в свернутом и перевязанном пластиковом чехле; каждый из шести колов имел свой кармашек, в который вставлялся, дабы не гремели по всей сумке, и не напарывались на меня всякий раз, как начинаю в ней рыться. Я размотала чехол и вытащила все колья, разложив их прямо на брезент весьма пугающей остроконечной чередой. Я практически никогда ни на ком не использовала колья, но те, что возила с собой, были изготовлены из очень остро заточенной твердой древесины, потому что, если бы они мне все-таки понадобились, хорошо бы иметь их наготове. Иногда тебе приходится полагаться только на свое снаряжение, поэтому я всегда проверяла, чтобы мое было на высоте.
— Вы не можете этого сделать. Я никому не причинила вреда, — всхлипнула вампирша.
— Скажи это тем офицерам, которых убили твои дружки, — отрезала я.
Она посмотрела на офицеров в форме, стоявших по обе стороны от нее, протянув к ним маленькие ручки настолько далеко, насколько позволяли цепи на талии:
— Пожалуйста, я не знала, что они кого-то убьют. Мы бы вернули девочку, но она до последней минуты хотела стать вампиром. Она испугалась. Мы все испугались.
— Кто такие мы? — спросила я.
Она вновь посмотрела на меня с расширенными глазами, бледнея от страха так, что казалась практически бледно-серой.
— Нет, — прошептала она.
— Что значит — нет? — Задав вопрос, я вытащила чехол из тонкой черной кожи. Он был так же перевязан, как и тот, что для кольев. Я размотала его, и медленно, с любовью, распаковала блестящую серебряную ручную пилу, такую, какой пользуются для операций по ампутации. Я как-то пробовала ей воспользоваться, но мне не понравилось ни ощущение, ни звук лезвия, разрезающего позвоночник. Она должна была облегчить обезглавливание, и закон гласил, что я обязана ее иметь при себе. Я никогда не пользовалась ей по назначению; и никогда не планировала ей воспользоваться, но один ее вид заставил вампиршу вскрикнуть. Отрывисто, жалобно, она пискнула, тут же закусив себе губы, будто опасаясь, что ее накажут за то, что она позвала на помощь. Этот естественный жест заставил меня задуматься о том, какой она была при жизни, и как много жестокости было в ее жизни. Она умерла, когда вампиры были все еще вне закона в этой стране, их можно было истреблять без проволочек, и кто угодно мог это сделать, просто за то, что они немертвые, а значит, она была вынуждена прятаться десятки лет. Сложно прятаться, когда ты вампир и выглядишь, как ребенок. Тебе нужен взрослый, который научит тебя притворяться. Какую цену она заплатила за это притворство?
Было ли мне ее жаль? «Да». Повлияет ли это на то, что я собиралась сделать? «Нет». Те дни, когда мои чувства так сильно сказывались на моей работе, были давно позади. Теперь, если мои эмоции и сказывались на работе, то все обстояло гораздо серьезней, да и случалось это гораздо реже.
Ульрих склонился на колени рядом со мной, чуть сместив свой ремень со снаряжением в сторону. Он берег одно из колен, будто оно сгибалось с трудом. Он тихо заговорил:
— Что-то я не очень в восторге от этого, как и ожидалось.
— Она слышит, — предупредила я.
Он выглядел удивленным, затем посмотрел на девушку, и обратно на меня.
— У них, что суперслух?
Я кивнула и достала прозрачную пластиковую банку с, высушенными и готовыми к использованию в ароматической смеси, красными лепестками роз.
— Розы, это еще зачем? — спросил он.
— Чтобы положить в рот.
— Я думал, что ты нашпигуешь ему рот чесноком.
— Можно, многие так и делают, но от чеснока может провонять сумка, от роз — нет, а работают они абсолютно одинаково. — О чем я умолчала, так это о том факте, что я никогда и ничего не запихивала в отрезанную вампирью башку или в мертвого вампира, пока он еще был цел. Отделив позвонки, я сжигала части тел по отдельности и развеивала прах в разные источники проточной воды, если убитый вампир был действительно старым или очень могущественным, но насколько я могла судить, засовывание любого дерьма в рот никоим чертом не мешало им встать из могилы. Высшие инстанции добавили этот пункт в протокол казни в морге, но единственное, что я со временем поняла, так это то, что было куда быстрей и аккуратней запихать чеснок или лепестки роз в рот вампиру, чем протыкать его колом. Может, если надвигался рассвет, вампиры не способны кусаться, пока не вытащат все это изо рта, а может они просто подавятся? Понятия не имею, но насколько я знаю, ничего сверхъестественного это телам вампиров не делало. Однако это заставило вампиршу в комнате с нами заплакать.
