По торфяникам плыла музыка, проникала всюду, раздвигала мрак, точно грязные гнилые занавеси. По-прежнему путники дышали заплесневелым воздухом, но его тяжесть заметно уменьшалась, а ближайшие трупоядные грибы съеживались от беспощадного веселья, от бодрости, что казалась какой угодно, только не воображаемой.
– Послушайте, музыканты, – взмолилось ближайшее растение справа, – не пора ли вам отдохнуть?
– Чтоб меня! Мадж не соврал. – Ниина пригляделась к огромной поганке. – Они способны общаться, когда захотят.
– Да как вы можете петь?! – хором возмутились растущие неподалеку вешенки. – Не осталось ни малейшей надежды. Все живое на свете обречено.
Их поддержала гроздь опят ростом по брюхо тягловой ящерице.
– Существование являет собой бесконечную пытку.
– Ну, если вы так считаете… – пробормотал Банкан, на чем и поймал себя.
На плечо ему опустилась жесткая лапа.
– Поосторожнее, кореш! – В зрачки Банкана заглянули ясные глаза Сквилла. – Вспомни, как они, эти чертовы болота, действуют. Ежели тебя не прошибает атмосфера, они лупят фаталистической философией. Мадж об этом тыщу раз говорил.
Ниина с вызовом и гневом посмотрела на коварные грибы.
– Где звучит музыка, там нет места депрессии. Банколь, жарь!
Банкан посмотрел на дуару. Казалось, полированная поверхность уникального инструмента потускнела, струны заплесневели и провисли.
– Ну, не знаю, будет ли от этого какой-нибудь прок…
На этот раз Сквилл схватил его за плечи и развернул на скамейке. О колено Граджелута гулко ударилась дуара. Ленивец поморщился, но ничего не сказал. Он сосредоточился на упряжке.
– Кореш, да ты че, забыл? Это болото – мать всей мировой нерешительности. Проснись и жарь!
Банкан заморгал. Он вдруг осознал: Нижесредние торфяники воздействуют на психику исподволь, так что ты ничего не замечаешь вплоть до своей кончины. К счастью, с естественным сопротивлением тоске у выдр дело обстояло гораздо лучше, чем у людей. Он решил отомстить болоту и снова взялся за дуару.
И вмиг кругом стало светлей и ясней. Откатился угрюмый туман, с пути фургона отползали или втягивались в землю грибы. Даже Граджелут, видя, как музыка обуздала коварную тоску, решил подпеть. Однако веселья как не бывало, когда откликнулись болота. Откликнулись не новыми залпами заразительной скуки, а собственным пением, далеким диким лаем.
Трио умолкло в ту же секунду. По спине Банкана мокрой от дождя сороконожкой поползли мурашки.
– Че это? – прошептал, выпучив глаза, Сквилл. – Такие звуки… будто ктой-то выползает на берег из речного ила.
Он посмотрел на купца. Граджелут принюхивался.
– Мне эти звуки внове, и не буду лгать, что стремлюсь познакомиться с их источником.
Едва он умолк, шум повторился – резче, страшнее и, несомненно, ближе. Банкан схватил ленивца за плечо, резко встряхнул.
– Не останавливайтесь! Надо убираться отсюда. Можно ехать побыстрее?
– К сожалению, у меня тяжеловозы, а не скакуны, – ответил ленивец.
– Да вы и сами это видите. Бедняжки и так бегут во всю прыть. – Он нервно поглядывал по сторонам. – Знаете, мне кажется, в этих голосах злобы гораздо больше, чем тоски.
– Че бы это ни было, мне оно не в кайф, – заключила Ниина под разносящееся по торфяникам эхо дикого лая.
Определенно, вовсе не ветер порождал этот шум.
Болота не знали ветра. На нем даже заблудший игривый зефир мгновенно впадал в тоску и вскоре заворачивал ласты. Вой был мрачен, гулок, насыщен хищными обертонами.
– Там ктой-то чапает, я вижу!
Сквилл вскочил на сиденье и показал налево. Среди болотной растительности что-то шевельнулось, мелькнули яркие красные светлячки.
Затем все исчезло. Граджелут на козлах окоченел от страха. Как ни хлещи вожжами, медлительные и глупые ящерицы не побегут быстрее по скользкой, ноздреватой тропе. У ленивца дергался нос.
– Я чую присутствие множества существ.
Банкан удивленно посмотрел на него.
– Вы способны чуять присутствие?
– Юноша, это метафора. А вы сами? Неужели не ощущаете, что они близко, что они окружили нас?
– Ничего я не ощущаю, кроме сырости и тоски.
Пальцы музыканта нервно щипали струны.
– Как? Вы не видите ауру опасности? Не испытываете всепобеждающее ощущение неотвратимого рока?
– Только то, что испытывал с тех самых пор, как мы выехали из Колоколесья.
Вокруг уже непрестанно слышались лай и завывание, перекрывая ставший привычным звуковой фон Нижесредних болот.
– Может быть, вы и в самом деле чаропевец, по крайней мере, наполовину, – прошептал Граджелут, – но ваша восприимчивость оставляет желать лучшего.
«Как и твое дыхание», – чуть было не огрызнулся Банкан, но вовремя вмешался Сквилл.
– Е-мое! – взвизгнул выдр.
На сей раз Банкану не составило труда прямо по курсу различить пару горящих красных глаз. Огоньки слегка покачивались, приближаясь к повозке. Граджелут не мог повернуть ни вправо, ни влево, оставалось лишь натянуть вожжи. Громоздкая колымага с грохотом остановилась. В тот же миг из тумана появился владелец пылающих очей.
Ростом он едва не достигал пяти с половиной футов. В зловещем свете блестели длинные собачьи клыки. Обитатель болот носил яркую муслиновую рубашку и брюки, заправленные в черные блестящие ботфорты. Из брюк торчал короткий хвост, мотающийся вправо-влево, точно маятник часов.
С показной небрежностью пес поигрывал необычайно тяжелой и сильно изогнутой саблей. Чтобы удержать одной лапой такое оружие, прикинул Банкан, нужна недюжинная сила. Его же собственные пальцы покоились на струнах дуары. Он обменялся с выдрами многозначительным взглядом.
Близнецы понимающе кивнули, хотя причин для чаропения еще не видели.
Болотный скиталец выглядел страшновато, но пока он не предпринял ничего угрожающего.
В тумане материализовалась вторая пара глаз. И третья, и четвертая, и пятая… Все принадлежали собакам, хоть и различной породы, масти и роста, и все эти псы были вооружены до зубов.
Гончий в муслиновой рубашке носил шипастый ошейник. Шипы были заточены, как иголки. Среди его приятелей щеголей не наблюдалось, они предпочитали обыкновенные доспехи, хотя бросалось в глаза изобилие колючих браслетов, ошейников и поножей.
В совокупности компания выглядела разношерстной. И с первого взгляда было ясно, что на торфяниках она находится не ради оздоровительной прогулки. По той же причине казалось сомнительным, что эти псы здесь обитают, хотя их обличие намекало на образ жизни, способный даже у болотных грибов вызвать депрессию.
Гончий обошел упряжку кругом и наконец остановился перед пассажирами. Медленно оглядел их с ног до головы, а они присмотрелись к нему. На широкой груди и могучих лапах играли мускулы. Разглядывая путников, пес методично похлопывал тяжелым клинком по ладони.
