Тут Саурдаст закашлялся и схватился рукой за грудь – по-видимому, у него запершило в горле или он просто сильно разволновался. Однако секретарь герцога был опытным человеком – он быстро взял себя в руки. Тем более что положенные слова он все-таки успел произнести без запинки. Быстро взглянув в книгу, Саурдаст лишний раз убедился, что все идет как надо. Затем, качая надушенной и напомаженной головой, книжник торжественно подвел пятерых – лорда, его супругу, Фуксию и сестер отца ребенка – к низкому столу посреди помещения. Родные мальчика были выстроены полукругом. Удивительно, что все они безропотно позволили секретарю помыкать собой. Впрочем, ученый был известным знатоком обычаев и традиций, настоящим ходячим катехизисом, так что обычно никто не отваживался спорить с ним на сей счет. В полукруг же был поставлен и доктор Прунскваллер, помогавший герцогине при родах, однако, повинуясь все тем же условностям, он стоял на полшага дальше, чем остальные. А еще чуть позади стояли Флей и Свелтер – все правила разработаны до тонкостей еще в стародавние времена, так что не было необходимости фантазировать, как и что устраивать. Лорд Сепулкрейв часто говорил, что наличие грамотного помощника – залог успеха. А ошибался он очень редко.
Саурдаст тем временем снова вернулся к своему пюпитру. Он был спокоен и величественен, словно олицетворял собой могущество Горменгаста и его властителей. Секретарь герцога заговорил снова, хотя по слезам, стоявшим в его глазах, и то и дело охватывавшим его горло спазмам было видно, что говорить старику удается ценой огромного напряжения сил. Саурдаст знал, что он прежде всего – залог успешного проведения процедуры крещения. Если все пройдет без сучка и задоринки – это хороший признак. А если – впрочем, нет – о плохом просто не хотелось думать.
– Солнце и луна сменяют поочередно друг друга, листья опадают с ветвей деревьев и гниют, чтобы дать жизнь другим листьям, рыба идет на нерест и, отметав икру, погибает. Но одно суть вечно – это жизнь, – вещал Саурдаст, и все слушатели невольно затаили дыхание, как-то разом позабыв о земных трудностях и тяжбах.
Сложив руки на груди, словно молясь, секретарь то говорил громко, то переходил на трагический шепот:
– Камни – свидетели всему – голосам людей, крикам птиц, плеску волн и шелесту листьев. Но даже камни не вечны. Все превращается в прах и из праха же воскресает. Жизнь – вот единственно вечное явление.
Переведя дух, Саурдаст вытер вспотевший лоб шелковым платком, однако не сбил ритма в чтении:
– Ночью мы можем слышать странные звуки, похожие на стоны. Где бы вы ни оказались, звуки преследуют человеческое ухо. То говорит сама мать-Земля, она свидетельствует, что жизнь течет, продолжается, но в то же время остается неизменной, как и сама вечность, как само бытие. Всем нам придет время умирать. Один хозяин Горменгаста передает бразды правления наследнику, его тело относят в Башню Башен, так повторяется до бесконечности, но жизнь – имя которой просто «Гроуны» – всегда неизменна. Люди, теперь вы должны верить мне: человек – вечен! Вечен, как сама жизнь!
– Ну сколько же можно еще болтать? – с легким раздражением в голосе прошептала герцогиня. Несмотря на торжественную обстановку, госпожа Гертруда так и не изменила себе – она кормила крошками небольшую серую птичку, что устроилась на ее плече.
Саурдаст бросил на герцогиню пронзительный взгляд. В глазах старого книжника мелькнула искра обиды, но он не подал виду и быстро проговорил:
– Сударыня, я закончил приветствие из прошлого, приветствие, составленное двенадцатым хозяином Горменгаста.
– Ну и хорошо, – воскликнула женщина с облегчением. – А теперь-то что?
– Кора, – прошептала Кларисса сестре, – посмотри на сад. Хорошо, что нас поставили напротив окна. Помнишь, когда Фуксию крестили, мы тоже смотрели в окно? Я не ошибаюсь?
– И чем вы с тех пор занимались? – неожиданно обратилась к золовкам леди Гертруда. Кажется, супруга герцога была возбуждена с самого утра, и теперь ее волнение передалось и сидевшей на ее плече пташке – та испуганно нахохлилась.
– Ну как же, Гертруда, – отчеканила Кора, – с того времени мы безвылазно сидим в южном крыле.
– Именно так, – подтвердила леди Кларисса.
Герцогиня с нежностью посмотрела в сторону – на птичку, и та перебралась на три коротеньких шажка к лицу хозяйки. После чего, леди Гертруда перевела взгляд на сестер мужа, и лицо ее вновь посуровело:
– Что вы делали все это время?
– Размышляли, – в один голос воскликнули женщины.
Мать новорожденного только открыла рот, желая что-то сказать, как вдруг позади нее раздался грубый смех, в котором не было и намека на тактичность:
– Ха-ха, хе-хе, да.
Конечно, доктор Прунскваллер постарался лишний раз напомнить о своем присутствии – врач не любил оставаться вне пределов всеобщего внимания.
Скандал был неминуем – но все разрешилось благополучно, так как Саурдаст поспешил возобновить прерванную церемонию.
– Ваше сиятельство, – сказал хранитель библиотеки торжественно, – вы, как отец ребенка и как теперешний повелитель Горменгаста, должны, согласно древней традиции, поднести младенца к крестильной купели и произнести его христианское имя.
Лорд Сепулкрейв, который дотоле стоял рядом с Фуксией и уже начал закрывать глаза – настолько утомил его размеренный голос секретаря – неловко дернулся и откашлялся.
Госпожа Гертруда скосила глаза на мужа, но ее лицо по-прежнему оставалось непроницаемым, так что невозможно было понять, о чем же она сейчас думает. Герцог Гроун медленно тронулся с места – сестры буквально пожирали его глазами. Кажется, только Фуксия была абсолютна безразлична ко всему этому торжеству – она рассматривала узоры на ковре и мечтала об одном – как бы поскорее вырваться на милый сердцу чердак. Флей и Свелтер ловили каждый шаг хозяина – каждый из них чувствовал себя частью Горменгаста, такой же частью, как крестильная комната, или, скажем, конюшни. Тем не менее оба испытывали волнение – ведь эмоции от предшествовавшего крестинам столкновения были еще свежи в памяти.
Саурдаст, довольный тем, что ритуал идет в точности, как положено, решительно не хотел замечать ничего вокруг. В такт взволнованным шагам герцога он легонько постукивал кончиком пальцев по краям крестильной купели.
Рядом с выходом – это место тоже предписывалось вездесущим ритуалом – стояли Кида и нянюшка Слэгг с виновником торжества на руках.
– Госпожа Слэгг, не волнуйтесь, все хорошо, – шепотом успокаивала Кида старую няньку, из глаз которой катились крупные слезы. – Ну не плачьте, прошу вас.
