По поверьям, стригу можно убить каленым железом или освящённой сталью, причем, только в тот момент, когда она питается. Еще некоторые источники утверждали, собранная кровь — да, та самая, которой стошнило кровопийцу — становится эффективным амулетом от ведьм, но нас любезно предоставленная возможность отчего-то не вдохновила.
Да и остальное не радовало: церкви теперь забиты до отказа — люди продают последние ценности, только чтобы приобрести «намоленные вещи» и «святую воду», так что с освящением стали были проблемы. Как и со священником, способным действительно освятить что-нибудь, отличное от иномарок бизнесменов, надо заметить. Каленое железо раздобыть у нас получилось, но бойцы из нас — старого профа, дистрофика Макса, с трудом и отдышкой поднимающегося на третий этаж, и меня — не получились.
Потом мы догадались применить мозги, а проф магию, получив в награду за догадливость обещанную плату и чучело ушастой неясыти в качестве сувенира.
— Классно, — Леша крутится вокруг совы, тянется к ней — потрогать, что ли хочет? Конечно, сова падает.
— Ой. Извините, — шмыгает носом братец.
— Пустяки, молодой человек, сущие пустяки, — великодушно махает рукой проф: он себе еще кучу таких же, дай конъюнктура, понаделает. — А вы что стоите охламоны, поставили бы чайник, что ли.
О, точно, как раз в это время обычно дают газ. Добрые жэковцы не подкачали и на сей раз.
Горячий кофе, какая прелесть.
Пока профессор рассказывает Леше какую-то сказку — вроде про Икара — мы достаем колбасу, режем хлеб и сыр. Лично мне есть не сильно хочется, все вспоминается тараканья мерзость, но чего-нибудь горячего выпить не отказалась бы. Или горячительного, тоже неплохо.
Мы тащим еду и кружки в зал, проф достает из шкафчика заныканную шоколадку — Макс возмущенно сопит: как же, сладкое и не съеденное, непорядок. Сую брату самый большой стакан ос сладким чаем и сажусь в кресло.
Леша уже почти не смущается, зато головой вертит исправно. У профа, если подумать, много интересного: глаза и пальцы в баночках, черепа, сушеные травы и порошочки, зловещего вида свечи и даже настоящие рога. Просто рай для ребенка.
— А это что? — тыкает пальцем в злополучную маску братец.
— Древняя ацтекская маска, — Макс просто лопается от гордости за свою эрудированность. Поправлять его никто не стал: пустяки, что компьютерщик перепутал ацтеков и этрусков, все одно, ни тех, ни других уже нет.
— Можно посмотреть?
— Не стоит, — в профе просыпается благоразумие, — лучше расскажи мне, пожалуйста, о маме.
Так и знала, что проф не просто так притащил ребенка!
— Зачем? — Леша тут же мрачнеет — «о маме» ему рассказывать не хочется.
— Мы хотим спасти твою маму, — увещевающее начинает коварный проф, — и если ты расскажешь все с самого начала, то очень нам поможешь.
Спасти? Гад все-таки проф… «Спасти» никого из изменившихся, Анька тому свидетель, невозможно. Да и вряд ли у профа получится «такое» чудо.
— Профессор, не стоит, — толку никакого, только ребенка мучить.
— Мирослава, милая моя, — проф поджимает сухие губы, выражает недовольство моим вмешательством, — нам очень надо знать, что случилось с твоей мачехой.
В кружке стынет чай, за окном дождь из лягушек, а проф думает, что моя мачеха — злая ведьма.
Мама, усталая и разочарованная — до конца очереди достоять не удалось, придется идти завтра, с утра — забирает Лешу. Мне удается отговориться тем, что проф — старенький и ему нужна помощь: мама недоверчиво качает головой, но не спорит.
Мы занимаемся черной магией.
— Хорошо, что у твоего брата были вещи твоей мачехи, — задумчиво тянет профессор, разрисовывая пол.
— Проф, а если вы ошибаетесь? — мне как-то не по себе: может, моя мачеха совсем не ведьма и меня не проклинала, а просто сошла с ума.
— Слава, в любом случае, с этой женщиной не все в порядке, так что мы совершим благое дело, — профу просто хочется применить недавно вычитанный ритуал. Это мы еще вуду не начинали.
— А как вы собираетесь воздействовать на ведьму, если ее никогда не видели? — придирчиво уточняет необразованный Макс.
Только лекции по симпатической магии нам не хватает. И чего проф мучается: дал бы Максу того же Фрезера и пусть тот сидит, самообразовывается. Прямо по завету дедушки Ленина, неизвестно зачем решившего все-таки восстать из Мавзолея. Интересно, сильно ли расстроились нынешние хозяева Кремля, Сталина на них нету, как говаривала моя бабушка.
И не будет, Ленина достаточно.
Кстати, собираются ли вставать и другие мумии, например, египетские? И что предпримут коммунисты в свете воскрешения вождя пролетариата?
К счастью, лекцию о первобытном сообществе и роли в нем магии прослушивать не пришлось, профа занимали куда более приземленные вещи: насколько большой чертить предполагаемое изображение «ведьмы».
— Проф, может, подождем еще?
— Зачем, дорогая?
— Убедимся окончательно, — стараюсь закончить как можно тверже. Если мы лишим Лешу матери, придется заботиться о нем самим. Ненавижу о ком-то заботиться, ответственность за чью-то жизнь, особенно во время армагеддона — слишком большой груз для меня.
— Хорошо, — видимо, что-то прочитав в моем взгляде, соглашается проф, застилая ковром свои художества. Но стирать не спешит — в своей правоте переквалифицировавшийся из историков в колдуны доктор наук уверен.
Макс душераздирающе вздыхает — опять ему не удалось увидеть настоящее чародейство.
Ночью приходит отец, он печально и неприкаянно стоит за окном и ждет. Просто ждет, молча, и от этого становится жутко.
Не знаю, что заставило меня насторожиться — проснувшаяся ли интуиция, помощь высших сил — но все же решаю проверить, как там мама и Лешка. В прошлый раз братец очень даже проснулся, почему же он дрыхнет без задних ног теперь?
Медленно, будто увязая в жидком болоте, продвигаюсь вперед. Воздух вязкий и тяжелый, под ногами скрипит пол. Становится чудовищно холодно, сквозняк уже не сквозняк, а настоящий ветер.
Медленно толкаю дверь, зажмуривая глаза. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… Пусть все будет хорошо.
Никакого хорошо больше не будет.
Мама стоит на краю подоконника, окно раскрыто настежь — а внизу стоит отец. Мама собирается прыгнуть, и на мгновение впадаю в оцепенение, не могу пошевелиться. Ну уж нет!
— Мама, мамочка, — удается схватить маму за руку, втащить обратно в комнату. Мамины глаза закрыты, трясу ее за плечи, и меня саму трясет. Лешка отчего-то не просыпается.
— Мира, в чем дело? — мама соизволяет проснуться, оглядывается и запоздало пугается. — Почему окно открыто? О господи…
