Например, мне хватало времени думать о природе адреналина, пока я несся по ночному лесу. Я бежал не быстрее обычного. Хотя, если мои руки и ноги двигались в привычном для меня темпе, тогда почему я опережал футов на двадцать всех остальных, включая вампиров?
До меня донеслось, как позади кто-то чертыхнулся в темноте, споткнувшись о невидимый корень. Я не споткнулся. Не то чтобы у меня прибавилось ловкости – просто я знал, куда ставить ногу. Казалось, каждый мой шаг приходится на тропу, по которой я ходил столько раз, что память о каждом ее дюйме запечатлелась не только в мозгу, но и в мышцах. Я знал, когда мне пригнуться, чтобы не въехать лбом в нависающую ветку, где вильнуть в сторону, чтобы обогнуть старый пень, в каком месте оттолкнуться ногой, чтобы перепрыгнуть яму. Самой Ларе Рейт с трудом удавалось не отставать от меня, хотя она все-таки сохраняла дистанцию в четыре или пять ярдов. Ее светлая кожа почти светилась в темноте.
Все это время я пытался отслеживать положение неприятеля. Это выходило непросто. У меня в голове не возникало большой карты острова, на которой каждый враг был бы отмечен красной точкой. Я просто знал, где они находятся, стоило мне сконцентрироваться на мысли о них, но по мере того, как число их росло, следить за ними становилось все труднее.
До ближайшего из врагов оставалось примерно сорок футов, когда я поднес пальцы к губам и резко свистнул.
– Там, передо мной! – сказал я. – Давай, Тук!
Признаюсь, это на редкость занудное и утомительное занятие – оборачивать фейерверки в пластик, защищая их от дождя, а еще противнее – крепить к каждому из бикфордовых шнуров охотничью спичку, не боящуюся воды. Когда я заставил Уилла с Молли расставлять все эти ракеты, шутихи и римские свечи по лесу – в двадцати разных местах, я заработал от обоих взгляды, красноречиво вопрошавшие: «Не сбрендил ли он?»
В конце концов, фейерверки – не серьезное оружие, наносящее ущерб живой силе или технике противника. Они просто создают много шума, света и вообще отвлекают внимание.
Именно этого, с учетом обстоятельств, я и хотел.
Тук-Тук и десяток его гвардейцев, вынырнув словно ниоткуда, крошечными кометами пронеслись между деревьями и исчезли в темноте где-то впереди, а мгновение спустя там замерцали огоньки загоревшихся спичек. Еще через секунду с той стороны донесся пронзительный свист, и дюжина римских свечей начала выплевывать в темноту клубки огня. В их свете я разглядел в полусотне футов от нас бегущие силуэты как минимум десятка подручных Вязальщика в их дешевых серых костюмах. Моя иллюминация заставила их замереть в попытке оценить степень угрозы.
Отлично.
Я припал на колено, вскинул жезл и нацелил его на ближайшего ко мне серого типа, который с верещанием уставился на неожиданную световую катавасию. Потом швырнул в деревянный стержень заряд воли и произнес:
– Fuego!
Конечно, не будь дождя, я проделал бы это значительно с меньшими усилиями, но и так все вышло как надо. Огненный дротик, оставляя за собой струю белого пара, с шипением прочертил водные струи и ударил серого типа в бок. Дешевый костюм занялся с такой готовностью, будто был не вискозный, а смоляной.
Серый человек взвыл и отчаянно забился. Огонь быстро пожирал его, освещая все в радиусе добрых тридцати ярдов – в том числе его спутников.
Я бросился на землю, а мгновение спустя лес за моей спиной взорвался градом свинца.
Пистолеты вели огонь длинными очередями – значит, стреляли Рейты. Лара с сестрами вооружились полуавтоматическими пистолетами с удлиненными магазинами. С учетом сверхчеловеческой силы, восприятия и координации движений, которых вампирам не занимать, они не испытывали тех трудностей, с какими столкнулся бы смертный стрелок, несясь во весь опор по ночному лесу, да еще ведя огонь с одной левой. Пули впились в трех серых типов – по десять-двенадцать в каждого, все в шею и голову, – и те разом превратились в комки эктоплазмы.
Затем настала очередь Стражей.
Когда дело доходит до боевой магии, наш брат обыкновенно выбирает огонь. Хотя огненные заклятия требуют большого расхода сил и воли, они позволяют добиться хорошей концентрации энергии на ограниченной площади. Огонь освещает темноту, что почти всегда играет на руку чародею – а еще он причиняет боль. Каждое живое существо питает по меньшей мере разумное уважение к огню, а то и панический страх перед ним. Более того, помимо чисто физического аспекта, огонь играет и очистительную роль. При правильном, целенаправленном использовании он, например, может поглощать черную магию.
Стражи воспользовались маленькими огненными шарами из римских свечей и устроенным мною импровизированным погребальным костром, чтобы в их свете выбрать себе по мишени – вот тут-то начался настоящий фейерверк.
У каждого чародея имеются собственные приемы использования магии. Поэтому и жестких стандартов применения огня в бою нет. Один из Стражей – тот, что бежал ближе ко мне – выпустил струю крошечных звездочек, трассирующими пулями прорезавших ночь, – отверстия в деревьях, скале и сером воинстве они прожигали с равной легкостью. Другой метнул мощный язык огня; тот описал в воздухе светящуюся дугу и ударил в самое скопление серых, расплескавшись и окутав тех наподобие напалма. Воздух наполнился струями алого, синего и зеленого огня, что напомнило мне сцены космических поединков из «Звездных Войн». Повсюду шипел пар, трещали загоревшиеся ветки, и целый кусок леса шириной в сорок ярдов и глубиной в двадцать разом превратился в огненную преисподнюю.
Адские погремушки! Мне приходилось прежде видеть Стражей в деле, но все это была точная, методичная работа. На этот раз передо мной разворачивалась картина беспощадного разрушения, безоглядного
