Худая, если не сказать изможденная девушка с опушенной головой, салатовое платье несколько поношенное, потерявшее свой лоск, туфли не первой свежести, но больше всего ему не понравились ее протезы, что выглядят не просто дешевкой, а крайне низкого качества, в его взгляде читается, что у них такого даже посудомойкой не взяли бы, а не то, чтобы пускать в общий зал к уважаемым людям.
Почему-то мне захотелось чтобы в этот момент во мне вновь поднялась та злоба, что тогда в лифте, но внезапно почувствовал, что она здесь не нужна, да и не сработает она. Этому человеку плевать, откровенно плевать на все мои замечания, на все мои доводы и взывания к сочувствию, справедливости или состраданию. Для него я и она люди второго или может третьего или какого-то там еще сорта, те, кто не достоин, чтобы он тратил на таких время. И вот доказывать этому ничтожеству, что я человек, что я тоже имею право — это глупо. Еще будучи нормальным, с родителями и целыми ногами я не понимал людей, что ничем не увлекаются, смотрят только телевизор, играют бесконечно в игры, выдумывая себе вымышленных друзей. Также не понимал тех, кто спивается и сидит на корточках на детских площадках загаживая после себя все вокруг. Чем их больше на площадке, тем они кажутся сильнее, но если присмотреться, они жалкие и никчемные люди. Я всегда относился к ним брезгливо, но в какой-то миг стало интересно почему они такие, как они там оказались. И чем больше представлял, тем больше вымышленный образ становился к ним ближе и тем больше я понимал, что снижая раз за разом требования, устремления для образа я не понимаю как так можно жить, как таким можно или хотеть оставаться. Да, у всех бывают проблемы, но чтобы не пытаться с ними бороться, этого мне не понять. Но самый большой вывод я сделал тогда такой — люди разные и каждый живет как ему хочется. Есть богатые, есть бедные. Одни наступают на людские жизни и наживаются на чужом горе, другие мнят себя чистейшими людьми, при этом не могут заставить себя порой помыться или пробежать два километра, чтобы привести в порядок. Тот образ жизни и условия, которые человек себе создает и делают его таким. И я не готов жить или быть похожим на таких как они.
И вот сейчас, видя этого надутого метрдотеля, для которого наши жизни ничего не значат, он «летает» в высших слоях, пусть прислугой, но все же в высших слоях, и мне что-то ему объяснять, просить это значит приблизиться к тем, кого я сам презираю.
— Ясно, — ответил я холодно. — Мы уходим.
— Всего наилучшего, — пожелал в спину метрдотель.
Не мог гад промолчать, обязательно надо было что-то в спину кинуть. Я остановился и обернулся.
— Спасибо, мы еще вернемся. У вас еще будет возможность нас лизнуть.
И улыбнулся ему максимально добродушно и широко, чем вызвал у него удивление с растерянностью.
Я сам покатил коляску и обернувшись увидел Люду, та вся красная, почти бордовая.
— Дыши, дыши, дура, дыши.
Та будто вспомнила, что надо дышать шумно вдохнула. Шумно и глубоко задышала.
— Думала прямо там помру, — сказала она справившись с эмоциями.
— Прости, что так вышло.
В ответ она кивнула, хотя голову не опустила, видно, что ей что-то понравилось.
Мы отошли от входа, да и от ресторана вообще, я не удержался и спросил.
— Ну что?
Она наклонилась и чмокнула меня в губы.
— Это было страшно, но очень весело.
— Что именно? — спросил я и облизнул губы, слизывая аромат приятной клубничной помады.
— То как ты ему ответил, уфффф, — выдохнула она шумно, демонстрируя мощность моего ответа. — Я тогда дышать и перестала, испугалась.
— Чего?
— Сама не знаю, просто испугалась.
Я почесал свой затылок.
— Правда жрать все равно хочется.
— Ага.
Мы посмотрели друг на друга и засмеялись.
— А если серьезно, то осталось только два варианта. Либо пойти в такой же и там скорее всего нас тоже попросят. Либо найти фастфуд, что на дороге, в другие места, прости, мне не попасть. В России не любят колясочников, пандусы крайне редкое явление.
— Можно подумать к инвалидам у нас по другому относятся, — фыркнула Люда.
— Тогда фастфуд, — подытожил я.
— Есть еще третий вариант, — предложила Люда и опустила голову.
— Просвяти, — попросил я.
— У меня дома нет, поэтому ко мне просто не куда, но у тебя он вроде бы есть, можно к тебе.
Я аж перестал ехать, остановился, неожиданно.
— Я ничего такого, — начала оправдываться Люда.
— Вообще-то это мои слова, не воруй, — с улыбкой пожурил я ее.
Она тихо засмеялась.
— Так даже проще, на дом закажем, — обрадованно заявил я и достал телефон.
Еще предстоит получить разрешение у дяди.
— Тут в общем. Да, не пустили. Не важно где, не надо. Мы бы хотели к нам если можно. Нет, нет, конечно же. Не помешаем? Скоро будем.
Рядом стояла Люда немного смущенная, но все же довольная.
— Все в порядке, дядя ждет. Не страшно? А то два мужика.
Та в ответ улыбнулась.
— Если тебя бояться, то даже не знаю, от вида банана в обморок что ли впадать?
Я опешил от ее ответа, точнее от его направленности. Она поняла о чем я подумал и покраснела.
Через полчаса мы вошли в дядину квартиру.
Сразу на пороге запах супа манящей мелодией стал манить и звать на кухню. Увидел как Люда сильно сглотнула.
К нам вышел дядя.
— Все на столе, проходите. Приятно познакомиться, Александр Дмитриевич.
— Людмила, приятно, — ответила Люда и опять покраснела, как же ей это не надоедает.
— Проходите, проходите, только руки помойте, уже все на столе.
На кухне оказалось два стула, я сначала не понял зачем второй, а когда дядя бесцеремонно уселся с нами, то все встало на свои места.
— Ешьте, — приказал дядя так ласково, как умеет только он.
Я то уже привыкший, а вот Людя немного растерялась, но видя, что мы ее ждем, с преодолеванием робости взяла ложку и согнула ее.
— Простите, — чуть не со слезами уронила она голову.
— Какая фигня, — сказал дядя, взял у нее ложку, сильными пальцами все исправил за две секунды и отдал ей ложку. Затем погладил ее по голове и добро добавил, — ешь, не бойся, а если будешь стесняться, так мы после этого Максу тогда будем вместе подгузники менять.
Люда хихикнула и украдкой взглянула на меня, правда я сам стал похож на вареного рака, от чего она не удержалась и звонко засмеялась.
— Я постараюсь, — ответила она тихо.
— Ну вот и отлично, — сказал дядя.
Люда прикладывая максимум усилий все же не смогла нормально есть, протезы эй этого не позволяли, дядя видя ее смущение и проблемы, сходил за полотенцем и на манер слюнявчика запихал ей в вырез платья. Возразить она ему не посмела, но после этого у нее полностью прошла робость и начала есть как получается, то наклонится и отопьет из тарелки, то ложкой погоняет непослушную картошку. И не знаю почему, но я не испытывал ни робости, ни жалости, и ничего странного в происходящем, а вроде как так все и должно быть.
— Спасибо, очень вкусно, — поблагодарила она, промакивая губы изрядно испачканным полотенцем.
— Во-от видишь, вкусно, — сказал дядя и притворно грозно посмотрел на меня. — А ты морду воротишь.
— Да когда я воротил-то? — возмутился я.
— А кто убежал в свою виртуальность? Кто там жить собрался?
Пришлось мне моську виновато опускать.
— Вот если бы не Люда, то когда бы еще я тебя увидел? Да и как бы ты оттуда выбрался? Спасибо тебе, Людочка.
Теперь уже и Люда с красным лицом от смущения опустила голову.
— Так, пирог на столе, чай себе сделаете, а мне пора на работу, буду через неделю.
— А? — вырвалось у меня.
Но наткнулся на хитрый взгляд дяди и все вопросы улетучились.
— Хорошо, — произнес я.
— Люда, присмотришь за этим балбесом?
— Да, Александр Дмитриевич, обязательно.
— Вот и отлично, а ты если ее обидишь, сам знаешь, что я с тобой сделаю.
— Знаю, — ответил я серьезно. Хоть дядя меня никогда не обижал, а скорее наоборот баловал, но я знаю, что слов на ветер он не бросает.
