Егор нащупал курок и приготовился к рывку: шансов было с гулькин хер, но скопытиться вот так, по собственной глупости — да пошло оно все! Он еще Роме морду не набил. Только ради одного этого стоило побарахтаться.
Шип двинулся обратно и вышел с мерзким чавканьем.
Егор заорал, дернулся вперед, рванулся и, уже падая на спину, почти не глядя, наугад выпустил очередь в темную тень перед глазами.
Тень качнулась, наклонилась и потянула автомат на себя, ухватившись прямо за ствол.
Металл застонал, заскрежетал.
Егор снова нажал на курок, уже обреченно, заранее зная — бесполезно. Такую патроном на пять сорок пять не успокоишь. Эту заразу вчетвером берут, на измор. С высшей категорией.
У тени на голове ветвилась корона, прорастая сама в себя. Острые зубцы находились в беспрерывном движении и напоминали змей, сновали туда-сюда, подныривали друг под друга, изгибались. На тонком скуластом лице застыло выражение полнейшего удивления. Голубые, кислотно-яркие глаза смотрели с детской обидой. Короткая, закрытая броней шея немного портила общую картину — словно вставшая клиентка сильно замерзла и изо всех сил втягивала голову в плечи.
Не четыре и не восемь. Две ноги. Дама в полном вывороте.
Определенно, сегодня самый дерьмовый день. Дерьмовей не придумаешь. Зато перед смертью у Егора есть все шансы полюбоваться на один из самых редких видов вставших. Правда, опытом поделиться будет не с кем.
Вторая пара когтистых рук, не обращая внимания на плюющееся свинцом оружие, ухватила Егора за бедро и рванула вверх, подбрасывая.
Полет был коротким и закончился прямо у паучьего брюха.
Автомат остался лежать там, у ног твари.
Дама оказалась высоченной, под два метра, и шестирукой, как индийская богиня на обложке книжки с мифами. Две руки — анатомически верные, две росли из живота, там, где у нормальных людей печень, и еще одна пара — мощные и короткие — по бокам на поясе. Все шесть заканчивались конусами шипов, один из которых был уже бордовым от крови.
Обычные пули для такой гадины — что щекотка, и заводские печати ее даже не замедлят.
А ведь Рома носил с собой бронебойку… Все хвастал: мол, у меня на все случаи, хошь на даму, хошь на короля. Гребаный придурок, не мог прийти вовремя!
Зато пришла боль.
Егор даже сначала не понял, что это она — словно молотом ударило в открытую рану, мгновенно перекрывая дыхание. Перед глазами потемнело, затошнило, а потом все внезапно прекратилось. Боль осталась, но из безумной стала терпимой, только под переносицей зачесалось, точно туда пуха засунули, и под задницей стало мокро.
Егор сплюнул кровь в серую дорожную пыль.
Паук зашелестел броней, переступил лапами, пятясь, будто тоже опасался дамы. Как оказалось, правильно: она бесшумно и молниеносно возникла сбоку, и Егор сквозь муть увидел второе редчайшее зрелище за сегодняшний вечер — как вставший размазывал вставшего.
Дама управилась быстро, секунд за двадцать. От бывшего блатного клиента остались только куски панциря и куча пульсирующей слизи, которую все равно следовало упокоить. Но делать это предстояло явно не Егору.
Потому что его схватили и швырнули еще раз, опять на живот. Сверху зашелестело, заскрипело, раздался легкий неритмичный стук, и следом за ним в уже развороченное плечо снова ударил шип.
Егор захрипел и выгнулся. Почему-то никак не удавалось потерять сознание. Или он уже потерял его, и ему все мерещилось? Ресницы слиплись, их залило чем-то густым. С трудом получилось раскрыть глаза, но мир оказался перевернут. Откуда-то из невообразимой дали к нему по аллее бежал Рома и, похоже, что-то орал.
Это он зря силы тратит, отвлечь не выйдет. На то она и дама. Целеустремленная сука.
Рома, не притормаживая, сдернул с плеча автомат. Бежать ему оставалось метров пятьдесят.
Со звуками творилось странное, уши словно ватой заткнули. Егор слышал, как бьют тяжелые ботинки Ромы по гравию, поднимая пыльные облачка, как со свистом дышит напарник, как со скрежетом меняется стандартный рожок с патронами на тот, особенный, с синей печатью, а вот крика не слышал.
Что-то сильно ударило сзади по плечам.
Опять стало очень-очень больно, а потом темно.
И все закончилось.
Глава 1. Лука
Заснуть не удавалось.
Грыз назойливый червяк беспокойства. Не проходило ощущение: где-то что-то случилось, или скоро случится, или случается прямо сейчас. Что-то фатальное и непоправимое, после чего небо покажется с овчинку, а жизнь с фитилек.
А он тут пьет, вместо того чтобы разруливать.
Лука снова плеснул себе на два пальца коньяка в чайную чашку и нажал кнопку включения на пульте телевизора. Топать через полквартиры до бара за бокалом было лень. В таком возрасте и статусе можно себе позволить пить коньяк из чего угодно, хоть из блюдца — репутации не испортишь.
На экране замелькали яркие кадры рекламы. Звук Лука включать не стал. От голосов тошнило. Начальство сегодня так качественно вытряхнуло из него все нервы, что даже напиться теперь по-человечески не получалось.
Павел, директор ЗАО «Служба Последнего Пути», вызвал его с раннего, по рабочей мерке, утра — около трех.
И начал компостировать мозг с абсолютно несвойственной ему европейской педантичностью. Сначала порешали стандартные вопросы по поводу снабжения. Потом сверили графики отпусков, чем сроду не занимались. А уж когда дошли до обсуждения заказа канцелярии для бухгалтерии, Лука не выдержал. Встал из неудобного, но модного кресла, открыл дверь, проверил, на месте ли секретарь и не топчется ли кто на пороге, и захлопнул замок. Дошел до единственного в кабинете окна, осмотрел стекла и рамы, потом достал из кармана подаренную приятелями коробочку «с шумом», включил, развел руками и сказал:
— Уж извини, вентиляцию проверять не полезу, но вроде с этим нас никто не прослушает. Излагай. Ты чего дерганный? Конкуренты? Хреновый заказ? А то я не понял — ты работу обсуждаешь или завещание пишешь?
Лука уселся обратно, приняв вид доброжелательной акулы.
Павел, напротив, из своего директорского кресла выполз и залез в сейф, который служил по совместительству баром. Ибо ценнее коллекционного виски в кабинете директора коммерческой СПП ничего не водилось: важные документы хранились в бухгалтерии, доклады работников — в виртуальном учетнике, деньги — на счетах в банке. Еще ценным было содержимое головы Павла, но оно хранению в сейфе не подлежало по причине постоянного использования.
— Кажется, чисто в вентиляции . Никто не слушает.
— А чего ты мне тогда уже сорок минут солому в уши пихаешь? Давай еще расход мыла и туалетной бумаги на каждого сотрудника посчитаем. Тоже дело. А то чего у нас подтирание задниц на квадратный метр рабочего времени не посчитано.
— Да прах его знает. Ощущения поганые, — признался Павел и пригладил волосы.
Толку от этого было чуть — короткий белобрысый ежик как стоял вертикально вверх, так и остался. Внешность у директора была совершенно противоположной должности. Такому бы не в кресле сидеть, а лет двадцать назад в трехсотом мерсе дела решать — широкий, с шрамованной переносицей, почти отсутствующей шеей и ломанными ушами боксера. Парадоксально было то, что к внутреннему содержанию внешность не имела никакого отношения. Павел, кроме армейской службы и КМС по боксу, имел еще две вышки — по некромантии и юриспруденции — и второй упокойный разряд. То есть стоял на шажочек позади начальника местной некроментуры.
— Вроде и говорить нечего. Я ж не баба — делиться с тобой дурными предчувствиями. Дорогой, мне приснилась красная лошадь...
— Не баба однозначно, не перепутаешь даже в темноте, — Лука демонстративно показал руками директорский размах плеч. — Заканчивай душу ковырять, директор. Не первый год работаем. Что за лошадь тебе покоя не дает?
Работали вместе действительно долго — двенадцать лет.
Павел родился тут, потом рванул учиться в столицу, а спустя девять лет вернулся. Вернее, его «вернули». Отсадили блондинистого широкомордого крокодила от золотых рыбок. Во избежание.
