послушать.
Еще один хороший вопрос, на который у меня не было ответа – я ведь не мастер. Работа велась за моей спиной, переговоры шли на китайском, которого я не знаю… и большинство слов, которые произносили мастера, по ощущениям, были матерными. Орион не знал и того – он стоял впереди и десятками истреблял злыдней.
За меня ответила Аадхья:
– Когда манчестерский анклав чинил механизм в выпускном зале, этого хватало на два года, иногда на три. Думаю, после нас продержится хотя бы год… ну, может, два.
– Но… но не больше, – негромко произнесла Лю, глядя на кузенов, которые сидели за своим столом вместе с Аароном и Памилой – девочкой, принесшей письмо для Аадхьи. Вокруг теснилась густая толпа других новичков. Как правило, такого общества удостаиваются только ребята из анклавов. Я удивилась, а потом поняла, что знакомство с великим героем Орионом заставило и их сиять отраженным светом. До меня дошло, что, возможно, отчасти дело и в знакомстве со мной: для младших я была не угрюмой отщепенкой, а могучей выпускницей, которая побывала внизу.
Честно говоря, уже ни для кого я не была угрюмой отщепенкой. Мы с Аадхьей и Лю заключили союз, причем сделали это одними из первых. Человек, который мог выбирать, пригласил меня за безопасный стол. Я завела друзей. Это казалось чудом, как и то, что я вообще дотянула до выпускного класса. Всем вышеперечисленным, от начала до конца, я была обязана Ориону Лейку, и, честно говоря, меня не волновало, какую цену придется заплатить. Платить, несомненно, придется. Мама не стала бы тревожиться попусту. Но я ничего не желала знать. Я думала, что заплачу, какой бы счет ни выставили.
И как только я дошла до этой мысли, то перестала волноваться из-за маминой записки. Я даже перестала жалеть, что получила ее. Мама была обязана это написать, потому что совсем не знала Ориона; она должна была меня предупредить, если боялась, что ради него я могу ступить на дурной путь. Я чувствовала немеркнущую мамину любовь и дорожила ей – и в то же время была вольна решать за себя. Я сунула пальцы в карман и нащупала последний обрывок записки, который сохранила, – клочок со словом «смелости». Я съела его вечером, перед сном, когда лежала на своей узкой кровати на нижнем этаже Шоломанчи. Мне приснилось, что я снова стала маленькой и бегаю по полю, поросшему высокой травой и лиловыми колокольчиками, а мама смотрит на меня и радуется моему счастью.
На следующее утро приятное тепло продлилось ровно пять секунд – столько времени мне потребовалось, чтобы окончательно проснуться. В большинстве школ за концом семестра следуют каникулы. Ну а здесь утром происходит выпуск, вечером появляются новички, ты поздравляешь себя и выживших друзей с удачей, и на следующий день все начинается сначала. В общем, Шоломанча – не то место, где хочется проводить каникулы.
В первый день нового учебного года мы все отправляемся в новую аудиторию и узнаем расписание. Я по-прежнему чувствовала себя скверно – полузажившей ране на животе не идет на пользу заклинание-крюк, которое мотает тебя по всей школе. Я нарочно поставила будильник, чтобы он разбудил меня за пять минут до официального подъема, поскольку не сомневалась, что моя аудитория окажется у черта на рогах. И, разумеется, когда под дверь, без одной минуты шесть, просунули полоску бумаги, я увидела номер 5013 и гневно воззрилась на него. Выпускникам редко доставались классные аудитории выше третьего этажа – можете представить себе, как я обрадовалась; впрочем, это была всего лишь классная комната, и я не сомневалась, что занятия наверху проходить не будут. Насколько я знала, на пятом этаже учебных аудиторий не было вообще – его целиком занимала библиотека. Вероятно, школа решила запихнуть меня вместе с горсткой других неудачников в какую-нибудь дальнюю картотеку.
Я даже зубы не стала чистить, просто пополоскала рот водой из кувшина и пустилась в путь, в то время как другие выпускники еще только брели умываться. Я не стала искать попутчиков – нетрудно было догадаться, что их не будет, во всяком случае среди знакомых. Я помахала Аадхье, когда та вышла из своей комнаты с кувшином для умывания, направляясь к комнате Лю; она кивнула в ответ, все мгновенно поняв, и подняла большой палец в знак поощрения. Мы, к сожалению, знаем, сколько риска таит долгий путь к классной комнате, а выпускникам приходится ходить дальше всех.
Спускаться было некуда; вчера рекреация выпускников уехала вниз, в зал, а наша заняла ее место на нижнем этаже. Я очень осторожно миновала мастерские – да, вчера прошло очищение, но все-таки не стоит первой поутру заходить на учебный этаж, – а потом двинулась наверх по пяти крутым лестничным пролетам.
Все они казались вдвое длиннее обычного. Расстояния в Шоломанче – вещь условная. Они порой становятся мучительно долгими, почти бесконечными, в зависимости от того, насколько ты торопишься. От того, что я вышла пораньше, толку было немного. Я не видела ни души, пока, пыхтя, не добралась до этажа среднеклассников – там первые пташки уже начали небольшими стайками выпархивать на лестницу. В основном это были алхимики и мастера, которые надеялись занять хорошие места в мастерских и лабораториях. Когда я добралась до этажа младшеклассников, навстречу уже валил обычный поток, но, поскольку это были новички, которые лишь вчера попали в школу и понятия не имели, куда идти, они мне здорово мешали.
Во время мучительного подъема меня утешала лишь мысль о кристалле маны, который я крепко сжимала в кулаке. Рана на животе пульсировала, мышцы ног горели, но с каждым шагом сияние, пробивавшееся меж пальцев, делалось ярче; и я наполнила кристалл на целую четверть к тому времени, когда вошла в абсолютно пустой читальный зал.
Мне очень было нужно отдышаться, но, едва я остановилась, внизу ударил колокол, извещая, что до начала занятий пять минут. Бродить среди шкафов в поисках аудитории, в которой я раньше никогда не была, значило наверняка опоздать, поэтому я неохотно потратила часть добытой с таким трудом маны на заклинание поиска. Оно немедленно направило меня в самую темную часть библиотеки. Я без особой надежды оглянулась на лестницу и, естественно, никого не увидела.
И причина стала абсолютно ясна, когда я наконец нашла нужную аудиторию, которая крылась за деревянной дверью, почти не различимой меж двух больших шкафов, полных старинных пожелтевших карт. Я открыла дверь, ожидая увидеть нечто ужасное – и воистину увидела. Восемь младшеклассников разом обернулись и уставились на
