господин Бельдигус. А за ним топал я со своим рюкзаком.
Пробираясь между ухоженными плетнями и красиво раскрашенными деревянными домами, я старался не думать о том, что значили все эти странные недоговорённости и недомолвки. Я думал о том, как меня представят жителям этой деревни. Как и где свершиться наше объединение? Может староста соберет самых уважаемых людей в своем доме, и, представив им меня, устроит небольшую попойку? Это меня устроит — от хорошей выпивки я не откажусь. А может староста собрал толпу на главной площади, на которой нас будет ждать небольшое празднество? Ну, а как иначе? Когда в деревне поселяется свой собственный зельевар, это большое событие — ведь, это значит, что врачеватель у них всегда под рукой. Что теперь нет нужды посылать в соседнюю деревню за другим зельеваром. Не нужно надеяться на его согласие. Не нужно ждать, пока он придет. Не нужно платить ему за работу втридорога. Разве это не причина для праздника?
Еще какая причина.
Но все оказалось несколько иначе — староста деревни и, правда, привел нас на главную площадь. Ее занимал небольшой, но опрятный рынок. Справа от рынка располагалось несколько домов, совмещённых в единое целое. Окинув постройки взглядом, я уразумел, что ими оказались трактир, постоялый двор и харчевня.
Я легко догадался, что наш путь лежал в харчевню.
Значит, будет гулянка.
Однако не успели мы подойти к плотно закрытым дверям, как господин Бельдигус неожиданно тронул меня за плечо, заставив сбросить шаг.
— Аларик. Ты, это, не удивляйся тому приему, который тебе будет оказан, — принялся шептать он прямо в мое ухо.
— А? Что? Не удивляться? — переспросил я его.
— Да, — вновь попросил меня мастер.
— Он что, будет настолько хорош? Или настолько ужасен? — Я успел выдвинуть сразу два противоположных предположения. Но господин Бельдигус уже быстро отклонился назад и вновь принял важный вид. Едва мы дошли до места, господин Маркус открыл дубовую дверь, и, пригласив следовать за собой, нырнул с женой в неизвестность.
И нам ничего не осталось, как нырнуть вслед за ними.
*
Харчевня "Сытый живот", оказавшаяся довольно просторной, была полностью забита народом. Я не шучу — народу в харчевне набилось под завязку. Здесь присутствовала почти что сотня, нет, точно более сотни самых разных людей. Я видел в толпе почтенных стариков и старушек, крепких мужчин и хозяйственных женщин, молодых юношей и красивых девушек. И все они, как один, глазели на нас, на вошедших. Точнее сказать, глядели они на меня. И, клянусь всеми богами, ни один из этих взглядов не был ни добрым, ни, хотя б, равнодушным. Скорее наоборот — их лица источали единодушное недовольство.
Недовольство? Кем? Мной? Но за что?
Пораженный таким приемом, я невольно замер, едва прошел сквозь двери. Чем я его заслужил такую волну недовольства? Чем? И, правда — чем? Я же еще ничего им не сделал! Ну совсем ничего. Ничего, ничего, ничегошеньки. Да что там дела? Я еще ни слова не успел сказать!
Пока я пытался понять, что же тут происходит, и чем я заслужил всеобщее неодобрение, староста деревни, взяв жену за руку, стал протискиваться сквозь собравшуюся толпу в сторону некоего возвышения. Поднявшись на небольшой подиум, он помог взобраться на него супруге, и уже оттуда обратился с речью к присутствующим.
— Уважаемые жители Междулесья, — донесся до меня голос старосты. Голос Дегура был не сказать, чтобы очень громким — откуда трубный глас при его-то годах. Но даже такой голос старосты звучал весьма уверенно. — Мы все знаем, зачем мы тут собрались. Мы собрались затем, чтобы поприветствовать нового члена нашей деревни — зельевара Аларика. Аларик, подойди-ка ко мне, — распорядился он.
Добраться до помоста оказалось совсем несложно — при моем приближении вокруг меня быстро образовывался эдакий пузырь. Но это нисколько не радовало. Казалось, ни один житель деревни даже на миг не желал оказаться рядом со мной. Словно я не обычный, а какой-то болезненный. Словно завшивелый или чахоточный тип. Или что-то в подобном роде.
— Вот он, наш новый зельевар. Прошу любить и жаловать, — заявил старейшина, кладя свою мозолистую руку на мое плечо. Он что, единственный, кто меня не боится? Один на всю деревню?
Неожиданно собравшихся словно прорвало.
— Староста! Как ты мог! Как ты мог пустить к нам еще одного зельевара! — прорвался сквозь общий гвалт бас широкоплечего громилы, что стоял за стойкой — видимо, хозяина этого заведения.
— Да! Как ты мог пригласить в нашу деревню еще одного зельевара, да после того, что случилось с прошлым! — согласилась с ним рыжая девица в длинном синем платье.
— Кого ты к нам притащил? Зельевар? Еще один зельевар? — сквозь шум возмущался какой-то щуплый усатый старик.
— Нет никакого проку от этих зельеваров. Морока лишь одна, — гневно кричал худой старикашка в трех шагах от меня.
— Вытолкать его из деревни в три шеи и на этом все! — больше всех старался броско одетый пухляш.
— Да чтобы я доверила ему лечить хоть свой самый маленький прыщ? Не бывать этому! — пыталась донести свою мысль бойкая девица в клетчатом сарафане.
— Мы прожили без зельевара пять лет, проживем и больше! — услышал я еще один крик из бурлящей толпы.
— Не надо нам зельевара, от них лишь одни беды!
— Гнать его надо, гнать!
— Вон его, вон!
— Ату его, ату, злую собаку эдакую!
— Сволочь он, как все!
— Гнать его надо, гнать!
Слушая эти упреки, я просто стоял, не зная, что и ответить. Нет — я вовсе не мямля, и могу постоять за себя. Но тут… Я не ожидал такого при самой первой встрече. Я был готов почти к любому приему — к хорошему, и не очень. Но только не к такому. Точно не к такому. Что бы вот так вот, вмиг, враз, стать поперек горла жителям всей деревни? Да и что вообще я мог сказать им в ответ? Возражать? Отнекиваться? Упрямо стоять на своем? Но на чем стоять? Ведь я ничего не сделал!
Ничего. Ничего. Ничегошеньки!
Чем больше я думал над этим, тем больше мои ладони превращались в плотно сжатые кулаки. Да — может быть я пока не опытен. Да — пока не умею варить очень сильные зелья. Но это не повод гнать меня из деревни! Что они там говорили? "Ату его, ату!" "Кого ты к нам притащил?" Неужто они забыли, что я к ним не напрашивался! Это они просили зельевара в деревню, а не я напросился к ним!
К счастью, отвечать на их
