— Спасибо! — искренне поблагодарил его я и добавил напоследок. — Выслушай мой совет, научись жить без мыслей о мести. В этом тебе очень может помочь Алона, только будь с ней рядом… Поверь, когда-нибудь ненависть уйдёт и оставит после себя пустоту, а с ней тебе жить будет ещё тяжелее.
Я протянул гному руку на прощание, а тот её пожал, внимательно глядя мне в глаза. Я только усмехнулся и сказал:
— Не ищи во мне то, чего нет. Я действительно не вполне нормальный, но мне это ничуть не мешает. До встречи, друг!
Я развернулся и пошёл к конюшне, а Шаринон за моей спиной мне тихо ответил:
— Удачи, Алекс!
Улыбнувшись, я продолжил свой путь. Когда я зашёл за угол и увидел вдалеке большой деревянный сарай, я по донёсшемуся до меня запаху понял, что не ошибся с выбором направления. По пути я позволил своему организму восстанавливать все повреждения, нанесённые мне гномом. Всё было гораздо лучше, чем я предполагал, когда давал ему себя избивать. Я отделался лишь синяками на лице, кровоподтёками и сильно разбитыми губами. Мне сильно помог мой защитный кокон, что спас мои рёбра от пинков жёсткими сапогами и помог уберечь внутренности, хотя полностью удары и не погасил. А разбитая морда — это довольно небольшая плата за дружеские отношения с командиром королевских гвардейцев, тем более что для меня залечить её — сущие пустяки. И пока я дошёл до конюшни мой организм уже полностью заживил губы, да и припухлости с лица стали медленно сходить.
Приметив рядом с конюшней корыто с водой, я подошёл к нему и смыл кровь с лица, пожалев, что несколько капель всё же попало на одежду. Нужно будет обновить гардеробчик, прежде чем соваться к мастеру Лину, иначе тот может послать прямо с порога, так как по виду я типичный оборванец. Никто же не знает, что в сумках у меня только золота больше тысячи монет. А есть ещё эльфийские клинки и лимэль, который также можно продать, ведь мне он уже без надобности — я и сам себя подлатать могу.
Зайдя в конюшню, я обнаружил там двух парней, у которых осведомился, где мои лошади. В ответ на это они просто отвели меня в дальний угол сарая, где мои лошадки аппетитно хрумкали овёс или нечто очень на него похожее. Наши сумки привычно висели на них, видимо, никто даже не осмелился к ним прикасаться. Я только порадовался и стащил их на землю, принявшись оперативно перебирать их содержимое. Отделив свои вещи, я упаковал их в свои сумки и вновь забросил на одну из лошадей. В сумку Алоны я кинул её платье, книгу, несколько одежонок и мешочек с драгоценностями, что я забрал из дома в Вернаре. Мне это не нужно, а ей может и пригодится.
Оторвав свою лошадь от ужина, я запрыгнул к ней на седло, поправил поудобнее лук и выехал во двор. Вторую я решил оставить в конюшне, так как мне она была не нужна, а возиться с её продажей мне было лень. Гномов уже не было видно, поэтому я отыскал взглядом того самого начальника стражи, который провожал нас к королям, и подъехал к нему.
— Передайте это принцесса Алоне, пожалуйста, — попросил я, протягивая сумку гномки.
Начальник стражи недовольно поморщился, но всё же взял её в руки и обещал доставить в лучшем виде. А я, поблагодарив его, миновал тот самый чёрный вход, даже не слезая с лошади, и очутился на центральной площади, раздумывая, куда теперь. Глянув на солнце, я понял, что буквально через полчаса станет совсем темно. Понятно, что за такое время мне найти мастера вряд ли удастся, а потому теперь нужно подыскивать, где бы переночевать. Свернув от дворца направо, поскольку направление особой роли не играло, а налево я ходить не любил, я въехал в переплетение улиц и стал искать постоялый двор.
Сразу я его не обнаружил, зато по запаху нашёл отличную харчевню, куда и направил свою лошадь. Это заведение было довольно приличным, чистым и уютным. Сдав на входе свою лошадь подбежавшему мальчишке, я велел накормить её отборным зерном, и пообещал вознаградить за труды, а сам взял сумки (на всякий случай) и зашёл внутрь. Волна ароматов просто сбивала с ног, у меня сразу же потекли слюни, а желудок стал издавать звуки квакши в брачный сезон. Упав за свободный стол, я подозвал к себе одну из барышень, что ходила по залу с кувшином в руке, и заказал плотный ужин на двоих. Официантка умчалась за едой, а я стал оглядывать помещение.
Многие столики были заняты людьми всех профессий — от кузнеца-гнома, что сидел с бочонком пива, до воина с мечом за спиной. Некоторые вели между собой тихую беседу, а многие просто отдавали должное еде. Видимо, заведение пользовалось популярностью, а драки тут случались весьма нечасто, в чём я успел убедиться, пошатав лавку на которой сидел. Она к полу не была прибита, а значит, никто не боялся, что она будет использоваться драчунами как последний аргумент. Особый колорит создавал заведению певец, что на невысоком помосте в тёмном углу выводил что-то очень немелодичное под аккомпанемент расстроенного струнного инструмента в руках. Этому инструменту я уделил внимание больше, чем певцу, чьё пение заставляло меня кривиться, как от царапания по стеклу.
Инструмент в руках горлодёра напоминал домру, но с гораздо большим количеством струн. Как он назывался, моя память подсказывать не желала, так как эльфы его не использовали, а гномы больше любили ударные. Я всё же поморщился, когда на особо сочной руладе певец выдал вопль, очень напоминающий тот, которым радовал многих Тарзан из старого фильма. Присутствующие также с недовольством посмотрели на источник этих дивных звуков, но ничего не сказали. Видимо, в столице жители были всё же немного цивилизованнее. В другом бы месте певцу просто бы велели заткнуться или дали бы домрой по голове, а здесь — культура, мать её!
Вскоре мне принесли долгожданный ужин, за который пришлось выложить целых четыре серебрушки, но оно того стоило! Нежное мясо так и таяло на языке, а великолепный грибной суп просто ошеломлял своим ароматом. Но не успел я насладиться и двумя ложками этого вкусного варева, да с хрустящей корочкой хлеба, как опять этот соловей в углу сорвался на визг и начал елозить мне между ушей. Не выдержав, я встал и с грозным видом подошёл к данному представителю искусства. Тот, видя моё приближение, съёжился и постарался спрятаться за инструментом. Пение наконец прекратилось и я вздохнул с облегчением, да и не я один. Я достал из кошелька серебрушку и протянул её музыканту.
— Возьми, вымогатель, только не пой больше!
Тот улыбнулся, поняв, что бить его не будут и серебро взял. Я пошёл назад, но понял, что поспешил. Певец решил продолжить музыкальную паузу и принялся вовсю бренчать на своей гитаре, но толи мастерством был обижен, то ли пальцами, но звуки у него получались крайне отвратительные. Я повернулся к нему и твёрдо сказал:
