Теперь стало ясно, почему хозяйка замка предпочитает, чтобы слуги одевались неброско. Но она зря беспокоилась: в её присутствии никому бы и в голову не пришло смотреть на кого-то другого. Это подтверждалось реакцией мужчин. Если бы взглядом можно было есть, передо мной бы уже лежали чисто обглоданные косточки. Даже угрюмый мистер Фарроуч, казалось, нехотя, но всё же смотрел на неё.
Когда последние вибрации её голоса затихли, мужчины стряхнули оцепенение. Граф, мгновение назад с обожанием смотревший на супругу, метнул в неё раздраженный взгляд.
— Леди Фабиана Мортленд, как всегда, прекрасна и, как всегда, не умеет держать язык за зубами.
Не удостоив меня даже взглядом и проигнорировав грубость супруга, красавица проплыла к своему месту на левом конце стола. Вокруг неё тут же засуетились слуги, поправляя и так идеально выстроенные столовые приборы. Было забавно наблюдать за семейной парой, делившей ужин за одним столом на расстоянии десяти метров друг от друга. Семейную идиллию довершали цветочная ваза и блюдо с фруктами, напрочь отгораживавшие графа и графиню друг от друга.
Я вдруг сообразила, что стол накрыт всего на две персоны. Очевидно, приглашение на ужин не подразумевало, что я тоже буду есть. В желудке предательски заурчало.
— Пожалуй, серый вам больше пойдёт, — сказала графиня, не глядя в мою сторону и изящно отправляя кусочек жаркого себе в рот, — но, в память о наряде, я буду называть вас малиновкой, вы ведь не против?
— Не против, если вам так нравится, миледи.
— Это, знаете ли, такая невзрачная серая птичка с рыжими горлом и грудью, живущая в кустах.
— Знаю, миледи.
Я понимала, что оскорбительный вопрос не требовал ответа, но не смогла удержаться.
Графиня, впервые с момента своего появления, посмотрела на меня. Окинув насмешливым взглядом мою невысокую фигуру и задержавшись на прическе, она недобро усмехнулась и отправила в рот следующий кусочек.
Я перевела глаза на графа и удивилась: его губы вдруг снова тронула блаженная улыбка, а в следующую секунду лицо перекосилось от едва сдерживаемой ярости. Я с недоумением наблюдала за богатой гаммой эмоций: обожание, ненависть, восхищение и раздражение быстро сменяли друг друга. И тут меня осенило: так вот как проявляются особенности графини! Следовало догадаться с самого начала.
— Ну, так что же, продемонстрируйте нам ваши… — рука графини описала в воздухе неопределённую фигуру, — способности.
— Фабиана… — рыкнул граф.
— А что? — она невинно захлопала ресницами. — Или ты рассчитываешь, что я доверю своих детей зеленой, ах, простите, рыжей выпускнице? От её квалификации зависит будущность моих детей при дворе.
— Ты же обещала быть немногословной.
— Может, приказать принести нитки, чтобы вы могли лично зашить мне рот, граф?
Меня разрывало от двойственного чувства в отношении графини. С одной стороны, эта высокомерная особа меня чрезвычайно раздражала, а с другой — стоило ей заговорить, и со мной начинало твориться нечто необъяснимое. Осмелюсь предположить, что на мужчин это действовало несколько иначе и, несомненно, более сильно, но даже я это чувствовала. Казалось, меня обволакивает какой-то счастливой негой и уносит, приподнимает в блаженной невесомости. Хотелось, чтобы она говорила и говорила, не переставая, не важно какие колкости. От её волнующего глубокого голоса даже по ушам бежали мурашки. Я опомнилась и осадила себя. Надо будет почитать на соответствующую тему. Мне вовсе не нравилось подобное подчинение моей воли. Теперь понятно: у графа просто не было против неё шансов. Ни у одного мужчины не было.
— Равен, — мягкий голос, несомненно, был призван позлить супруга ещё больше, — приведи Эрселлу и Микаэля. Наверняка их общество порадует графа куда больше моего.
— Да, миледи.
Камердинер, который всё это время стоял, нахохлившись, позади графа, заковылял к выходу. Она могла бы поручить это любому из слуг, но послала за детьми калеку. Проводив насмешливым взглядом его неловкую фигуру, графиня снова повернулась к мужу.
— Как видишь, я сегодня кроткая, как овечка.
Следующие минут десять, пока мы ждали (точнее, я ждала, а господа ужинали), леди Фабиана изображала интерес к моей персоне.
— Так, вы, значит, сиротка?
— У меня есть родители, миледи.
— Но вы ведь воспитывались в интернате?
— Таковы правила, миледи.
— Значит, вы их не видели… фактически с рождения?
— Да, миледи.
— Так, возможно, они давно умерли?
— Мне это неизвестно, миледи.
— А вы так болезненно худы по природе, или вас там дурно кормили?
— С нами хорошо обращались, миледи.
— Как вы находите моего супруга?
— Простите, миледи?
— Он ведь красив, не правда ли? Вряд ли вы видели таких в своём интернате.
— Там раздельное обучение, миледи.
— Вы не ответили на мой вопрос.
Я почувствовала, как щеки начинают гореть, и перевела взгляд на графа в надежде на помощь, но наткнулась лишь на холодное любопытство. Так мальчишки смотрят на растянутого на камне лягушонка.
От необходимости отвечать меня избавил вернувшийся камердинер. Он вел за собой мальчика лет девяти и девчушку года на два младше. Лицо наследника было неприятно рыхлым и напоминало творожный пудинг. Глубоко посаженные глаза-изюмины лишь усиливали это сходство. Под тонкой просвечивающей кожей ветвились синие прожилки. Но по надменности он не уступал матери. Девчушка же была просто загляденье: темные кудряшки и фарфоровое личико, ласковые глаза цвета каштанового меда. Пожалуй, только руки слегла длинноваты.
— Микаэль, подите-ка сюда.
Мальчишка подчинился матери, но я видела, как при этом его плечи передёрнулись. Ему уже сейчас явно не нравилось следовать чьим бы то ни было приказам. Из него выйдет идеальный наследник.
Леди Фабиана смочила краешек салфетки в графине с водой и стёрла с его щеки невидимое пятнышко.
— Где вы так вымазались?
Голос строгий, но я поняла, что это лишь видимость. На деле же она искала предлог, чтобы приласкать сына. Видимо, для проявления чувств в этой семье нуждались в предлогах.
— Маменька!
Мальчишка тут же вырвался и отступил назад, пытаясь сохранять достоинство. Графиня не стала настаивать.
— Леди Эрселла, виконт Микаэль, — как ни в чём не бывало продолжила она, — позвольте представить вашу новую гувернантку, мисс…
— Аэнора Кармель, — подсказала я.
— … мисс Аэнору Кармель.
— А как же Мэтти? — глаза девчушки наполнились слезами, верхняя губа задрожала.
