И внезапно, как дверь, хлопающая по лицу, моё Зрение пропало, а оружие снова стало пистолетом.
Охранник кивнул мне.
– Мои извинения за резкость. Вы могли себе навредить.
Я посмотрел. На его бейджике значилось "Амитиэль".
– О, конечно, – спокойно сказал я, подняв пустые руки. – Никаких проблем, приятель. У меня нет к вам никаких претензий.
Кармайкл уважительно кивнул охраннику и большим пальцем надавил на кнопку, вызывающую лифт. Тот открылся моментально.
– Пойдём, крутой парень. Время уходит.
Офицер Амитиэль, кажется, нашёл высказывание забавным. Он улыбнулся, коснувшись двумя пальцами края фуражки в салюте Кармайклу. Потом он вернулся к своей расслабленной позе стража, спокойно встречающего пустоту, которая так меня расстроила.
Двери лифта закрылись, и он слегка поскрипел, прежде чем двинуться с места.
– Итак, – сказал я, – теперь, когда между нами и чем-то-там-нервирующим-снаружи есть по крайней мере один ангел-хранитель, вы скажете мне, куда мы идём?
В уголках глаз Кармайкла появились морщинки. Он хмыкнул.
– На данный момент, Дрезден, я по большей части просто гид. Вам надо поговорить с капитаном.
Кармайкл провёл меня через рабочий зал, где было множество свободно стоящих столов, в отличие от закутков, в которых работают копы. Это больше походило на штаб Специальных Расследований в Чикаго. Тут было несколько мужчин и женщин за столами, просматривающих папки, говорящих по телефону и вообще очень похожих на копов за работой. Все они были примерно Кармайклова возраста – того самого, где энергия юности и дающий мудрость жизненный опыт достигают баланса. Я не опознал никого из них, хотя Кармайклу досталась пара кивков. Он прошёл к единственной другой двери в зале, ведущей в личный офис, и постучал.
– Войдите, – прозвучал чистый, спокойный баритон.
Кармайкл открыл дверь и провёл меня в комнату. Это был маленький, хорошо обставленный офис. Тут были старые картотечные шкафы, старый деревянный стол, несколько потрёпанных деревянных стульев. У стола были ящики "Входящие", "Исходящие" и штырь для сообщений, рядом с дисковым телефоном. Компьютера не было. Вместо него на столике неподалёку находилась старая печатная машинка.
Человек позади стола также был более-менее в возрасте Кармайкла и походил на профессионального боксёра. Там и тут вокруг его глаз виднелись рубцы шрамов, а его нос был неоднократно сломан. Его пиджак висел на спинке стула, и плечи с бицепсами распирали рукава белой рубашки. Он закатал их по локоть, демонстрируя предплечья толщиной примерно с телефонный столб, выглядевшие не менее крепкими. У него были светлые волосы, голубые глаза, челюсть, достаточно тяжёлая, чтобы заставить меня думать о бульдогах, и кроме того, он очень знакомо выглядел.
– Джек, – сказал Кармайкл, – это Дрезден.
Джек смерил меня взглядом, но подняться не соизволил. И даже ничего не произнёс.
– Он всегда такой, пока не выпьет свою чашку кофе, – пояснил мне Кармайкл. – Не принимай на свой счёт.
– Эй, кофе, – вставил я в последовавшую тишину. – Звучит здорово.
Джек посмотрел на меня на мгновение. Потом сказал всё тем же благозвучным голосом:
– Дрезден, ты голоден?
– Нет.
– Хочешь пить?
Я подумал об этом.
– Нет.
– Это потому что ты мертв, – сказал Джек. Его улыбка была краткой и не очень обнадёживающей. – Тебе не надо пить. Тебе не надо есть. Никакого кофе.
Я посмотрел на Кармайкла.
– Я останусь при своём мнении,- сказал Кармайкл. Он глянул на Джека и указал большим пальцем на дверь. – Мне надо вернуться к этой ракшасовой хрени.
– Иди, – сказал Джек.
Кармайкл хлопнул меня по руке и, сказав "Удачи, парниша. Наслаждайся", вышел, двигаясь, как человек с миссией. В воздухе повисло общее неловкое молчание.
– Не совсем то, что я ожидал от загробной жизни, – сказал я.
– Потому что это не она, – ответил он.
Я нахмурился.
– Погоди, ты сказал, что я мёртв. Значит, это загробная жизнь.
– Ты мёртв, – сказал Джек. – Это промежуток.
Я нахмурился сильнее.
– Что, вроде… чистилища?
Джек пожал плечами.
– Если хочешь, можешь называть так. Но ты здесь не потому, что тебе необходимо очищение. Ты здесь, потому что имеются нелады с твоей смертью.
– Я поймал пулю. Или утонул. Не слишком большая редкость.
Джек поднял большую, квадратную ладонь и помахал ей взад-вперёд.
– Не физические. Духовные.
Я нахмурился снова.
– Духовные?
– Оппозиция, – сказал Джек. – Ты умер, потому что они сжульничали.
– Погоди, какая оппозиция?
– Ангел на страже у лифта – то, что мы, копы, называем подсказкой. Мне нарисовать тебе пару картинок?
– О. Чёрт, ты про… типа… Падших ангелов?
– Не совсем. Но если нравится, можешь так и считать. Вроде того. Всё, что тебе нужно знать – это плохие парни.
– Значит, поэтому я здесь, – сказал я. – Потому что они… нарушили какие-то, типа, космические правила?
– Ты стоял у них на пути. Они желали тебя убрать. Они нарушили закон, чтобы это случилось. Это делает тебя моей проблемой.
Я поморщился и осмотрел себя. Я только сейчас обратил внимание, что одет в джинсы, обычную чёрную футболку и мой чёрный кожаный плащ – который был разорван в клочья и отправился в озеро часом иди тремя ранее того, как меня застрелили. Я имею в виду, мой плащ накрылся.
Но сейчас он был на мне, и выглядел, как новенький.
Что действительно, действительно меня поразило.
Я был мёртв.
Я был мёртв.
Чикаго, Белый Совет, мои враги, мои друзья, моя дочь… всё это Ушло. Устарело. И я не имел никакого понятия о том, что со мной будет дальше. Такое ощущение, что комната начала вращаться. Ноги задрожали. Я сел на стул, стоящий напротив Джека.
Я ощутил его спокойное внимание и через мгновение он тихо сказал:
– Сынок, это происходит со всеми нами. Это трудно принять, но ты должен расслабиться и сосредоточиться, иначе я ничем тебе не помогу.
Я сделал несколько глубоких вдохов с закрытыми глазами – и впервые заметил, как невероятно я себя чувствую физически. Я ощущал себя, как ребёнок – полным энергии и необходимости потратить её на что-нибудь приятное. Мои конечности были сильнее, быстрее, легче.
Я посмотрел на свою левую руку и увидел, что на ней больше нет шрамов от ожогов, полученных несколько лет назад. Она была целой, как будто я никогда их не имел.
Я применил логику и понял, что на самом деле не чувствую себя столь невероятно – просто исчез целый список травм и ранений. Давно затянувшийся, старинный шрам на правом предплечье, полученный, когда я чистил рыбу, пойманную мной и дедушкой, тоже пропал.
Постоянная, медленно растущая ноющая боль пропала. Это имело смысл ведь и тела больше не было.
