— Время показало мне недостатки этого совета, — пробормотал Ламб, но Шай была слишком занята, поздравляя себя.
Тридцать три было хорошей ценой. Она прикинула в уме, и тридцать три позволяли оставить что-то на книги для Ро, когда они починят протекающую крышу амбара и купят пару свиней на развод, чтоб заменить тех, которых зарезали зимой. Может им хватит и на семена, чтобы постараться вырастить капусту на заднем участке. Она ухмылялась, думая о том, что сможет выправить с этими деньгами, что сможет построить.
«Не нужна большая мечта», — говорила ее мать, когда изредка бывала в хорошем настроении, — «хватит и маленькой».
— Давай отнесем мешки, — сказала она.
Возможно, он уже был в годах, возможно, был медленный, как любимая старая корова, но Ламб был силен, как всегда. Никакой вес его не мог согнуть. Все, что Шай нужно было делать, это стоять на фургоне и скидывать мешки один за другим ему на плечи, пока он стоял, жалуясь меньше чем фургон под грузом. Затем он понес их, четыре за раз, и скинул Клаю во двор, легко, словно в них были перья. Шай, наверное, весила вполовину меньше его, но ее задача была легче, и она была моложе на двадцать пять лет; но все же, довольно скоро, влага из нее сочилась быстрее, чем из свежевыкопанного колодца; жилетка приклеилась к ее спине, а волосы к лицу; руки покрылись розовыми ссадинами от мешковины и белой пылью от зерна; язык застрял в щели между зубами, когда она дико чертыхалась.
Ламб стоял, два мешка на одном плече, и два на другом, даже не особо запыхавшись, с морщинками от смеха в уголках глаз.
— Шай, хочешь отдохнуть?
Шай посмотрела на него.
— Разве что от твоего брюзжания.
— Я мог бы сдвинуть несколько этих мешков и сделать тебе кроватку. Возможно, там есть одеяло. Я мог бы спеть тебе колыбельную, как пел, когда ты была молодой.
— Я все еще молода.
— Уф. Иногда я думаю о той маленькой девочке, которая мне улыбалась. — Ламб смотрел вдаль, качая головой. — И удивляюсь, почему у меня и твоей матери все пошло не так?
— Потому что она умерла, а ты бесполезен? — Шай подняла последний мешок так высоко, как только могла, и бросила ему на плечо.
Ламб только ухмыльнулся, хлопнув по нему рукой.
— Может так и есть.
Когда он повернулся, то чуть не врезался в другого северянина, здорового, как он сам, но выглядевшего куда более жалко. Тот стал выкрикивать проклятия, затем остановился на полуслове. Ламб продолжил тащиться, опустив голову вниз, как он всегда делал при малейшем дыхании неприятностей. Северянин нахмурился, взглянув на Шай.
— Чего? — сказала она, уставившись в ответ.
Он хмуро смотрел на Ламба, затем ушел, почесывая бороду.
Тени делались длиннее, а облака розовели на западе, когда Шай свалила последний мешок перед ухмыляющимся лицом Клая, а он протягивал деньги — кожаную сумку, свисавшую на шнурке с толстого указательного пальца. Она потянулась, вытерла перчаткой лоб, затем открыла сумку и уставилась внутрь.
— Здесь все?
— Я не собираюсь тебя грабить.
— Чертовски верно, не собираешься. — И она принялась пересчитывать. «Всегда можно узнать вора», говорила ее мать, «по той заботе, с которой они обращаются со своими деньгами».
— Может и мне проверить все мешки, убедиться, что в них зерно, а не дерьмо?
Шай фыркнула.
— Если б это было дерьмо, что бы остановило тебя от его продажи?
Торговец вздохнул.
— Делай, как знаешь.
— Сделаю.
— Она сделает, — добавил Ламб.
Пауза, лишь звон монет и смена чисел в ее голове.
— Слышал, Глама Голден[8] выиграл еще один бой на арене рядом с Грейером, — сказал Клай. — Говорят, он самый крутой ублюдок в Близкой Стране, а здесь есть крутые ублюдки. Только дурак теперь поставит против него, какие бы ни были ставки. И только дурак выйдет против него драться.
— Несомненно, — пробормотал Ламб, как всегда тихий, когда речь заходила о насилии.
— Слышал это от мужика, смотревшего, как он побил старого Медведя Стоклинга так, что кишки вылезли через жопу.
— Вот это развлечение, да? — спросила Шай.
— Лучше, чем срать своими кишками.
— Этого маловато для обзора.
Клай пожал плечами.
— Я слыхал обзоры и похуже. Вы слыхали об этой битве, под Ростодом?
— Что-то слышала, — проворчала она, стараясь не сбиться со счета.
— Повстанцев опять побили, как я слышал. В этот раз сильно. Все в бегах. Те, кого Инквизиция не задержала.
— Бедные ублюдки, — сказал Ламб.
Шай остановилась на мгновение, затем продолжила считать. Вокруг было много бедных ублюдков, но все они ее не касались. У нее и без оплакивания чужих неудач хватало забот с братом и сестрой, и с Ламбом, и с Галли, и с фермой.
— Возможно, они залягут в Малкове, но надолго не останутся. — Забор заскрипел оттого что Клай оперся об него своей мягкой задней частью; его руки были зажаты под мышками, большие пальцы торчали наружу.
— Война закончена, если можно назвать это войной, и многих согнали с их земель. Согнали, или сожгли, или отобрали все, что у них было. Дороги открыты, корабли прибывают. Много народу гонится за удачей на западе. — Он кивнул на пыльный хаос улицы, все еще кипящий, даже после заката. — Это только первые струйки. Поток приближается.
Ламб шмыгнул носом.
— Скорее всего, они поймут, что горы не один большой кусок золота и вскоре потекут обратно.
— Некоторые да. Некоторые пустят корни. Вскоре заявится Союз. Сколько бы земли Союз не отхватил, они всегда хотят больше, а с тем, что отыщут на западе, они почуют деньги. Тот порочный старый ублюдок Сармис сидит на границе и бренчит мечом за Империю. Но его меч всегда бренчит. Я полагаю, поток не остановить. — Клай на шаг подошел к Шай и заговорил тихо, словно делился секретом.
— Я слышал, представители Союза уже были в Хормринге, говорили об аннексии.
— Они подкупают народ?
— Разумеется, у них монета в одной руке, но клинок в другой. У них всегда так. Нам бы подумать, что будем делать, если они придут в Сквердил. Нам надо держаться вместе, тем из нас, кто здесь давно.
— Меня политика не интересует. — Шай не интересовало ничего, приносящее неприятности.
— Как и большинство из нас, — сказал Клай, — но иногда политика интересуется нами. Союз придет и принесет с собой закон.
— Закон не кажется такой уж плохой штукой, — солгала Шай.
— Может и нет. Но налоги следуют за законом, как повозка за ослом.
— Не могу сказать, что я в восторге от налогов.
— Просто хитрый способ грабежа, не так ли? Пусть лучше меня честно ограбят с маской и кинжалом, чем несколько бледных ублюдков набросятся на меня с пером и бумагой.
