Катин отчим, Лев Михайлович Кентлер был прекрасным стоматологом и добрейшей души человеком, который, в этом Катя не сомневалась, Галину Андреевну обожал. Наверняка очередная ссора с ним произошла из-за какой-нибудь ерунды. Сначала Лев Михайлович робко сказал, что не сможет взять отпуск в июле, потом выяснилось, что он жестокий эгоист, и вот, наконец, — монстр и страшный человек. Главное, что это было очень некстати. Катя как раз подписала договор с издательством на перевод очередного американского дамского романа — именно его она читала в метро. Теперь ей предстояло плотно поработать, проводя за компьютером всю первую половину дня — потом солнце перейдет на их сторону дома, и до восьми вечера никакие жалюзи не спасут. Поэтому и по магазинам она отправилась в такую рань. Объяснить маме, что обсуждение недостатков ее почтенного супруга надо будет отложить до вечера, представлялось почти невозможным.
Так и вышло. За весь день Катя не подошла к компьютеру. А ведь уже был набросан подстрочник первой главы, и теперь оставалась самая приятная работа — превращение этого словесного хлама в изящную литературную безделушку. Но до обеда они в четыре руки разбирали мамины вещи и приводили в порядок комнату, которой Катя практически не пользовалась, а потому подзабросила, потом Катя потащила Галину Андреевну в ближайшее кафе, чтобы не заморачиваться с готовкой, чего не любили ни та, ни другая. Вечером же, за бутылкой вина пришлось не только узнать всю подноготную семейной жизни супругов Кентлеров, но и самой в очередной раз объясняться, почему она не выходит замуж за Мишу Титаренко.
Встав на следующий день в семь утра, Катя, несмотря на больную голову, тут же села за работу. Но уже в одиннадцать на кухне зашуршала Галина Андреевна, и все повторилось сначала. Мама постоянно заглядывала в кабинет:
— Кэт, кофейку не хочешь?
— Катюша, тебе не жарко?
Приходилось работать урывками, пока мама ходила в магазин, а потом болтала по телефону с подругой. Несмотря на плотно прикрытую дверь, оттуда доносилось: «Нет, ты представляешь? Да, да, страшный человек. Ты права, дорогая. Да, все такие». Потом были обеды и перекуры, а потом пришло солнце, и как ни пыталась Катя, щуря глаза, разглядеть что-нибудь на залитом светом экране, ей пришлось смириться с тем, что и этот день прошел впустую. А значит, придется переписывать рабочий план, в котором она по числам раскидала количество страниц, и все получалось так удачно, что в августе ей даже удавалось выкроить две свободные недели. А Кентлер не звонил и забирать жену, похоже, не собирался…
Но правду говорит мудрый народ: беда не приходит одна. Не прошла и неделя после маминого бегства, как с утра, часов около девяти, в дверь позвонили. Толстая женщина в джинсовой юбке невероятного размера и в непроницаемых солнцезащитных очках принесла телеграмму, в которой значилось: «Прибываем 6 в 14 на Московский тчк оттуда сами тебе тчк папа бабушка». Катя расписалась в получении, закрыла за письмоношей дверь и пошла изучать сообщение. Вскоре к ней присоединилась и Галина Андреевна.
Вместе они поняли эту телеграмму так. Папа — это Дмитрий Павлович Астахов, первый муж Галины Андреевны. Бабушка, соответственно, — баба Вера, его мама. Сегодня 6 июня, значит, они приезжают из Твери сегодня в два часа дня, но встречать их не нужно, так как с Московского вокзала они доберутся сами. То есть, если поезд не опоздает, уже в три могут быть здесь. Оставалось неясным, зачем и насколько они приезжают, но выяснить это сейчас не представлялось никакой возможности, и потому Катя села за компьютер, а Галина Павловна помчалась в магазин. Со своим первым мужем она по-прежнему была дружна, хотя и виделась редко, а бывшую свекровь по привычке, совершенно автоматически побаивалась и потому считала должным встретить гостей умопомрачительным столом.
В полчетвертого, когда мать с дочерью уже начали волноваться по поводу пропавших родственников, раздался наконец долгожданный звонок в дверь. Галина Андреевна в желтой атласной блузе, выпущенной поверх черных брюк, поправила перед зеркалом прическу и пошла открывать, Катя выглянула из комнаты. Но на пороге оказались вовсе не Дмитрий Павлович с бабой Игрой, а Лев Михайлович Кентлер собственной персоной.
— Здравствуй, Галочка, — сказал он, замявшись на пороге и протягивая ей букет роз в шуршащем целлофане. Галина Андреевна машинально приняла цветы, уступая мужу дорогу в дом.
— О, да у вас праздник, — произнес Лев Михайлович, учуяв дивный запах курицы в кисло-сладком соусе, доносящийся из кухни. — Гостей ждете?
— Да нет, каких гостей, — смущенно отвечала Галина Андреевна и вдруг, вспомнив, что она с мужем в жуткой ссоре, набрала в легкие побольше воздуха, метнула из глаз молнию и металлическим тоном поинтересовалась, набрасывая на дверь цепочку:
— А вы, собственно, по какому вопросу?
— А я, собственно, поговорить, — кротко отозвался Лев Михайлович.
— Нам не о чем говорить! Все, что нужно, я тебе уже сказала. И вспомни, что ты мне ответил! И как после этого ты посмел явиться сюда и устраивать здесь сцены?
— Но, Галочка, во-первых, я ничего такого тебе не сказал, — Лев Михайлович расстегнул пиджак и присел на краешек стула в прихожей. — А во-вторых, я совсем не устраиваю сцен. Напротив, это было бы нежелательно. И если ты сейчас не в настроении…
— Я в настроении! Я в прекрасном настроении! — Катя даже из-за поспешно закрытой двери слышала, как мать набирает обороты. — Точнее, была в настроении, пока ты не пожаловал. У нас, действительно, семейный праздник, на котором ты, извини уж, лишний! А сейчас приедет мой муж, и я не думаю, что он будет тебе рад.
— Галочка, опомнись, — слышала Катя усталый голос отчима, — какой муж? Я твой муж. Надеюсь, мне пока не надо предоставлять тебе об этом письменную справку?
— Надо будет, и представишь, — заявила Галина Андреевна.
Тут вновь послышалась трель звонка.
— Ага! — торжествующе сказала Галина Андреевна, распахивая дверь, откуда в прихожую, с трудом волоча два необъятных чемодана, ввалился Дмитрий Павлович, за которым семенила низенькая, сухонькая баба Вера. Дмитрий Павлович дыхнул на присутствующих сочной смесью перегара и привокзального пирожка с мясом и ступил на сцену.
Дмитрий Павлович Астахов, замечательный Катин папа, был неординарной личностью. Даже слишком неординарной, в чем, собственно, и состояла причина его несовместимости с семейным укладом жизни. Психолог по образованию, поэт и артист по призванию, он всю жизнь искал себе место под солнцем. Да такое, где его многочисленные таланты не покрывались бы пылью, а сверкали золотой россыпью. Он поменял множество работ, от методиста во Дворце пионеров до режиссера в областном театре самодеятельности, издал за свой счет две брошюрки любовной лирики с посвящениями соответственно: «Гале» и «Галине». Это отнюдь не было насмешкой, так как жену он любил гак же самозабвенно, как стихи, шумные компании, хороший коньяк и прогулки по ночному городу. Но, к сожалению, его любовь относилась скорее не к самой Галине Андреевне, преподавательнице английского в средней школе и яростной противнице любой нестабильности. Он любил некий символ, Прекрасную Даму, которую разглядел когда-то в пышноволосой студентке иняза, и был этому символу верен. На саму Галину Андреевну эта верность никогда не распространилась…
