«Сколько же времени прошло?» – подумал Такэдзо. Лицо облепили мухи. Он хотел их отогнать, но не смог даже шевельнуть рукой. Она словно окаменела, как и все тело.
«Наверное, я давно здесь», – подумал он, пробуя согнуть пальцы. Он еще не осознал, что ранен и две пули засели у него в бедре.
Небо заволокли низкие черные тучи. Прошлой ночью проливной дождь обрушился на долину Сэкигахара. Был полдень пятнадцатого дня девятого месяца 1600 года. Хотя тайфун уже прошел, дождь то прекращался, то вдруг с новой силой обрушивался на убитых и на лежащего Такэдзо. Такэдзо открывал рот, как рыба, пытаясь поймать капли дождя.
«Так смачивают водой губы умирающего», – думал он, наслаждаясь каждой каплей влаги. Голова у него гудела, мысли мешались, как в бреду.
Они потерпели поражение. Это он знал. Кобаякава Хидэаки, их союзник, тайно перешел на сторону Восточной армии, и когда он напал на рассвете на войска Исиды Мицунари, исход битвы был предрешен. Затем Кобаякава атаковал войска других полководцев – Укиты, Симадзу и Кониси и завершил разгром Западной армии. К полудню вопрос о том, кто будет править страной, был решен. Править будет Токугава Иэясу, могущественный даймё из Эдо.
Внутреннему взору Такэдзо явились образы сестры, земляков из родной деревни.
«Я умираю, – без сожаления подумал он. – Как просто это бывает». Смерть манила покоем, как огонь усталого путника. Вдруг лежавший неподалеку покойник пошевелился.
– Такэдзо…
Видения разом исчезли. Словно пробудившись ото сна, Такэдзо обернулся. Это был голос его лучшего друга, Такэдзо не сомневался. Он приподнялся из последних сил и едва слышным из-за шума дождя голосом позвал:
– Матахати, это ты? – и бессильно упал.
– Такэдзо! Ты жив?
– Жив, – с неожиданной для себя бравадой отозвался Такэдзо. – А ты? Смотри, тебе нельзя умирать. Не смей!
Глаза Такэдзо широко раскрылись, на губах заиграла улыбка.
– Никогда!
Хватая ртом воздух, опираясь на локти и волоча ноги, которых не чувствовал, Матахати потихоньку пополз к другу. Он хотел сжать руку Такэдзо, но лишь зацепился мизинцем за его мизинец. В детстве они много раз скрепляли свои обещания этим жестом. Матахати придвинулся ближе и сжал руку Такэдзо.
– Невероятно, что и ты уцелел. Видимо, в живых остались одни мы.
– Не радуйся слишком рано. Я еще не пробовал подняться.
– Я помогу тебе. Надо выбираться отсюда. Неожиданно Такэдзо прижал Матахати к земле и прохрипел:
– Притворись мертвым. Что-то здесь неладно.
Земля загудела, как барабан. Такэдзо и Матахати не отрываясь смотрели в ту сторону, откуда надвигался грохочущий вал. Гул быстро приближался, и вот уже стали видны всадники в черных латах, скакавшие во весь опор.
– Ублюдки, они возвращаются! – воскликнул Матахати и дернулся, словно собирался вскочить. Такэдзо с силой схватил Матахати за лодыжку и силой заставил друга припасть к земле. Лошади неслись мимо, мелькали сотни покрытых грязью копыт, каждое из которых могло оказаться смертельным. Конная лавина катилась по телам убитых самураев. Ряд за рядом проносились всадники, оглашая воздух боевым кличем, бряцая оружием и латами.
Матахати лежал, уткнувшись лицом в землю и закрыв глаза, уже не надеясь, что останется цел. Такэдзо не мигая смотрел вверх. Всадники проносились так близко, что Такэдзо и Матахати явственно различали запах конского пота. Затем все стихло.
Их чудом не задели и не обнаружили. Некоторое время оба лежали, не веря своему везению.
– И снова уцелели! – воскликнул Такэдзо, протягивая руку Матахати. Не поднимая головы, Матахати медленно повернулся, широко, но не совсем уверенно улыбнулся.
– Нам, верно, кто-то помогает, – хрипло сказал он.
Держась друг за друга, они поднялись и медленно заковыляли через поле в сторону леса у подножия гор. Они брели медленно, обнявшись за плечи. Дойдя до леса, упали обессиленные, но, отдохнув, занялись поисками пищи. Они провели два дня в мокрых расщелинах горы Ибуки, питаясь дикими каштанами и кореньями. Чувство голода заглушать удавалось, но у Такэдзо разболелся живот, а Матахати все время тошнило. Сколько бы Матахати ни ел и ни пил, он постоянно ощущал голод, но все же и к нему понемногу возвращались силы.
Буря ознаменовала окончание осеннего тайфуна, и через две ночи холодная белая луна бесстрастно светила с безоблачного неба.
Такэдзо и Матахати понимали, насколько опасно продвигаться при полной луне, которая четко высвечивала их силуэты. Их легко могли обнаружить патрули противника, охотившиеся за уцелевшими врагами. Такэдзо решил рискнуть. Матахати был еще слаб, поэтому предпочитал попасть в плен. Выбирать не приходилось. Нужно было трогаться в путь, но сначала следовало где-нибудь отлежаться и отдохнуть. Они медленно двигались в том направлении, где, по их расчетам, находился городок Таруи.
– Потерпи еще немного, – повторял Такэдзо, поддерживая друга, почти волоча его на спине. – Как ты? Не хочешь передохнуть?
Такэдзо тревожило прерывистое дыхание Матахати.
– Я в порядке!
Матахати пытался говорить бодро, но его лицо было бледнее, чем луна на небе. Опираясь на копье, как на посох, он с трудом переставлял ноги и беспрестанно извинялся.
– Прости меня, Такэдзо! Из-за меня мы еле ползем. Мне так стыдно!
Поначалу Такэдзо попросту не обращал внимания на эти слова и отделывался коротким «ничего». Но в конце концов, когда они остановились передохнуть, он не выдержал.
– Пойми, это я должен просить извинения. Я втянул тебя в эту историю, помнишь? Разве не я поделился с тобой своими планами совершить нечто необычайное, что поразило бы моего отца? Для меня было невыносимо сознавать, что до конца дней он так и не поверил, что из меня выйдет толк. И я собирался доказать ему обратное.
Отец Такэдзо, Мунисай, в свое время служил у князя Симмэна, властителя провинции Ига. Когда Такэдзо услышал, что Исида Мицунари набирает войско, он сразу решил, что час пробил. Отец Такэдзо был настоящим самураем. Справедливо, если он, Такэдзо, станет великим воином. Он томился от нетерпения броситься в схватку, доказать свою доблесть, отрубить голову вражескому полководцу, чтобы слава о нем, Такэдзо, донеслась до родных мест. Он страстно желал доказать, что с ним стоит считаться и уважать, а не держать за деревенского шалопая.
Такэдзо напомнил Матахати об этом, и тот кивнул:
– Я все помню. Мы вместе страстно этого желали. Такэдзо продолжал:
– Я хотел, чтобы ты отправился со мной, ведь мы всегда были заодно. Но помнишь, как повела себя твоя мать? Она рыдала и говорила, что я тронулся и вообще ни на что не гожусь. А твоя невеста Оцу, моя сестра, а все остальные? Они плакали, повторяя, что деревенские ребята не должны покидать родных мест. Может быть, они и правы. Мы с тобой – единственные сыновья в своих семьях, и если нас убьют, кто будет продолжателем рода? Но разве в этом дело? Разве так можно жить?
