До дома было ещё далеко, когда совсем рядом раздался многоголосый волчий вой.
Старуха вздрогнула и ускорила шаг, с беспокойством оглядываясь по сторонам. Но что такое резвость горбатой старухи с тяжёлой ношей на душе и руках по сравнению с неспешным уверенным бегом волчьей стаи?
Волки окружили её незаметно, вынырнув сразу отовсюду. Блистая жёлтыми глазами в темноте, они осторожно водили чёрными мочками носов, принюхиваясь.
Бабка ещё, наверное, ни разу так не пугалась за всю свою долгую жизнь. Она попыталась отступить назад, оступилась в снегу, да так и шмякнулась на свою костлявую пятую точку. Благо глубокий снег смягчил падение и не дал повредиться хрупким костям. Хотя, что толку сейчас об этом думать, когда вокруг волки? А зимы нынче холодные и голодные, что гораздо важнее. Так что эти серые твари и со сломанными костями слопают её за милую душу со всеми потрохами, даже старческими сухожилиями не побрезгуют, а тут ещё как назло свёрток в руках, чуть не выпавший при падении, беспокойно заворочался и заверещал.
Волки зашевелили ушами, прислушиваясь. Один из них, здоровый чёрный волчище с безумными огнями в глазах, подошёл к бабке почти вплотную.
"Никак вожак ихняй", — только и успела подумать старая.
Волк же тем временем повёл носом, наклонился прямо к её лицу, к которому она прижимала чёрную шаль, втянул ноздрями холодный ночной воздух и тут же растерянно чихнул, затем раскрыл огромную пасть, из которой мгновенно закапала слюна, и резкий запах протухшего мяса безжалостно ударил в ноздри бабке.
"Это конец", — решила старуха, сильнее прижала к себе шаль и плотно зажмурилась, в любое мгновение готовая почувствовать хищную сталь волчьих зубов.
То, что произошло дальше, заставило её резко распахнуть глаза, а безумный страх отступить на полшага назад.
По её морщинистой руке, сжимавшей шаль, по щеке, что сейчас находилась с последней в чрезвычайной близости, неожиданно прошёлся шершавый язык. Те места как огнём обожгло, и на них остался широкий отпечаток волчьей слюны.
Когда она открыла глаза, волк уже отступил и, откинув назад массивную голову, оглашал окрестности своей безумной, тягучей и одновременно завораживающей песней.
Стоило ему замолчать, и его вполне осмысленный взгляд тут же вернулся к бабкиному лицу, потом к свёртку в её руках, и тогда лишь он слегка взмахнул чёрным хвостом и, развернувшись, понёсся прочь, уводя за собой всю стаю, безропотно последовавшую за вожаком.
И только сейчас, когда опасность, кажется, полностью миновала, бабка вспомнила то, на что сразу же обратила внимание, но чему на первых порах совсем не придала значения, вероятно, от страха. На чёрной голове могучего зверя белела едва заметная прядка белесых волос!
Что это? Совпадение? Вряд ли!
— Похоже, мы с тобой теперь в расчёте, малыш. — Пролепетала почти до смерти перепуганная старуха, поднимаясь и отряхиваясь от снега.
В ту самую ночь стая изголодавшихся волков загрызла несколько человек, обглодав их тела до самых костей.
Часть 1. Я.
Время, действительно,
лечит любые раны, вот только
шрамы на душе всё равно
остаются.
Глава 1. Нежданные гости.
Иногда свет вынужден
скрываться за видимой темнотой.
Таким образом, мои первые слова, услышанные в этом мире, были не очень лестными по отношению ко мне самому и исходили они непосредственно от моей собственной матери, той самой близкой и единственной, которая только может быть у любого хоть мало-мальски разумного существа. Не могу сказать, что те слова и предательство матери так уж повлияли на меня и на всю мою дальнейшую жизнь, но они продолжают преследовать меня на протяжении всего её течении, изредка нет-нет, да всплывая в памяти. Я не люблю признаваться в этом, но меня тяготило то, что я рос без матери, хотя я и никогда не считал, и до сих пор не считаю, себя хоть в чём-нибудь ущербным, ведь был я всё же не одинок, да и вниманием был не обделён, по крайней мере, до определённой степени. Но всё-таки те гонения, которые мне, то и дело приходится переживать, не идут ни в какое сравнение с тем, что мне пришлось испытать, как только я осознанно понял, что моя родная мать от меня отказалась. И не просто отказалась, но и совершенно ясно приказала меня убить. Не знаю, кем бы я вырос, и вообще пришлось бы мне пережить период детства, юность и взросление, не будь со мною рядом единственного дорогого мне на тот момент человека, который стал мне и матерью и отцом и братом и сестрой и другом, моей бабки, а точнее и не моей даже, ведь она не была ею изначально, но стала истинно моей в процессе нашей совместной жизни. И ещё раз спасибо тебе большое за всю мою жизнь, бабка Травка!
Итак, я родился в полнолуние, поэтому, когда на небо в следующий раз вышла полная луна, я хоть и оставался по-прежнему беспомощным, но уже не был тем слепым и беззубым щенком, каковым на самом деле мог являться. Бабка Травка ухаживала за мной, как за родным ребёнком. Когда-то у неё и правда был сын, но он умер ещё в детстве от неведомой мне болезни и теперь всю свою любовь и заботу, она отдавала мне, как некогда раньше отдавала ему.
Как и предсказывала моя не в меру умная бабка, вскоре после моего рождения нас навестили нежданные, да и нежеланные гости.
Травка словно почувствовала их приближение. Она резко подхватила меня с лавки, тогда ещё двухмесячного малыша и все вещи, что могли выдать в доме присутствие ребёнка, вырвала половицу у самой стены, что поддалась на удивление легко, и засунула в образовавшуюся дыру и меня самого и всё добро, что мне на тот момент принадлежало.
— Лежи тихо, Волчонок, а иначе не сносить нам обоим головы. — Жарко прошептала она и накрыла меня приставленной на место доской.
Бабка не знала, что я уже тогда всё понимал, и когда она наказала мне замолчать, замолчал осознанно.
Я тихонько перебирал голенькими ручонками и такими же ножёнками, и вслушивался в тишину вокруг.
Здесь было холодно, темно и неуютно. Но я молчал, мне уже тогда очень хотелось жить. Я едва различал неясный свет, что проникал сюда сквозь щели между досками. Иногда пол надо мной тихонько поскрипывал, когда бабка беспокойно подходила к окну и выглядывала наружу, в ожидании непрошеных гостей.
— Припёрлись, чёрт бы их побрал! — Пробормотала старуха, и тогда я понял, что сейчас должно произойти что-то страшное, непоправимое, то, что вконец изменит нашу жизнь.
В дверь уверенно постучали, и я от неожиданности вздрогнул, ведь это не было тем робким постукиванием, что я привык частенько слышать, когда к моей бабке приходил кто-нибудь из селян просить о знахарской помощи. Дверь чуть с петель не слетела, на которых и до этого-то держалась едва, потом резко распахнулась, грохнувшись о стену, и одна петля всё же не выдержала, сорвалась.
