Бонни сделала шаг к нему:
— Не хотите ли рассказать мне о них?
— О нет. Ни в коем случае. — Профессор достал из заднего кармана бумажник, вынул из него фотографию в рамке и показал ее Бонни.
Бонни вгляделась в черно-белое изображение мужчины в смокинге и женщины в свадебном платье. Она почувствовала радость этих двоих улыбающихся людей.
— Она прекрасна, профессор. И вы выглядите таким счастливым.
— Да, такими мы и были. — Он вернул фотографию обратно в бумажник и выпрямился. — Прошло более двадцати лет с тех пор, как ее не стало.
— Я знала, что она умерла, но не знаю, когда именно. — Бонни взяла руку профессора в свои ладошки и снова попыталась поймать его взгляд. — Должно быть, эти грустные воспоминания очень тяжелы для вас.
Профессор наконец посмотрел на нее и улыбнулся, но улыбка его была печальной.
— Так и есть. Она была светом моей жизни. Мы были так близки, как только могут быть люди, — общие мысли, общая душа. Наша дочь Элизабет собиралась замуж, и в вечер бракосочетания мы устроили прекрасный обед в шикарном ресторане: белоснежные скатерти, хрусталь, серебро, китайский фарфор — словом, все аксессуары, приличествующие событию. Поздно вечером моей жене стало очень плохо — какое-то пищевое отравление, — ее срочно отправили в больницу. Но она настояла, чтобы свадьба шла своим чередом. Один из моих студентов, Карл Фоли, которого вы, конечно, знаете как отца Уолтера, вызвался остаться с ней, и мы решили поставить видео в ее палате, чтобы она с больничной койки могла принять участие в церемонии.
— То есть ей все же довелось увидеть свадьбу?
— Да, но к тому времени, когда я вернулся к ней, она была уже совсем плоха. Врачи не могли объяснить, в чем дело, но казалось, она уплывает; ее сознание покидало тело. Она кричала: «Помогите! Я падаю!» — хотя лежала в постели. Как вы можете представить, я неотлучно находился при ней, но Бог не ответил на мои молитвы и мои мольбы. — Он поправил трубку от капельницы, его нижняя губа задрожала, и голос дрогнул. — Она… — Сглотнув, профессор вытер слезы. — Той же ночью она скончалась.
Бонни взяла его под руку и прижалась головой к плечу профессора.
— Мне так жаль, профессор.
Наклонившись, он поцеловал ее в макушку.
— Как и многим другим, мой маленький ангел. Какие были трогательные похороны! О ней искренне скорбели сотни людей. Сколько принесли цветов! Мы оба любили наш сад, так что я заполнил похоронный зал ее любимыми гвоздиками, к которым, конечно, добавил и восточные лилии, но гости несли и несли букеты и клали их на гроб. И как ни странно, люди приносили и наряды, которые моя жена делала для их дочерей. — Он с горечью засмеялся, и в его глазах блеснули слезы. — Она не любила, когда девочки носили брюки. Она считала, что юные леди должны выглядеть как юные леди. Во всяком случае, гости выражали благодарность мастерству и щедрости моей жены, и о любви к ней говорили многочисленные друзья и соседи. — Еще одна слеза скользнула по морщинистой щеке мудреца, и в голосе появилась легкая хрипотца. — Но там не было апостола Петра, который мог бы, появившись, пробудить мое сокровище от сна. — Вскинув руку, профессор закусил костяшки пальцев и закрыл глаза, пока его тело сотрясалось от сдерживаемых рыданий.
Бонни обняла его за талию и притянула к себе. Бросив взгляд на сэра Барлоу, она увидела, что и по его лицу текут слезы.
После долгой паузы профессор снова заговорил, и на этот раз голос его окреп.
— Когда мой земной путь будет закончен, я присоединюсь к ней — и я очень жду этого дня.
Бонни легонько толкнула его локтем.
— Я знаю, вам не хватает ее, но надеюсь, что ваш земной путь будет длиться еще долго. — Отойдя, она посмотрела на профессора с самой лучезарной улыбкой, которую только могла состроить. — То есть, ко всему прочему, она была еще и портнихой.
— Да. Что она вытворяла иголкой и ниткой! — Он снова вздохнул и сжал губы. — Но все это в прошлом. — Он подошел к окну и, засунув руки в карманы, уставился на пейзаж за туманным стеклом. По подоконнику, словно сотни осторожных пальцев, барабанили дождевые капли. — Меня заботит Патрик. Он выгладит слабым… словно бы изможденным. Ему уже несколько столетий. Он полностью стал человеком, и теперь боюсь, что его дни близятся к завершению.
Профессор рукавом вытер стекло.
— Патрик сообщил мне, что это неординарное погодное явление. Сезон муссонов покроет весь Северо-американский континент, и то же самое начнется в Европе.
— Вы думаете, именно из-за этого все вокруг такие раздраженные и нервные? — спросила Бонни. — Если работа демонов — вселять страх и беспокойство в сердца людей, то это явно их modus operandi,[2] но есть куда больше причин для такого дождя.
Барлоу сел в постели и откинул простыни.
— Мы не можем терять времени. — Он дернул полоску пластыря, который фиксировал на его руке трубку от капельницы. — Эти подонки из преисподней на шаг впереди нас. Мы должны созвать моих рыцарей и приготовиться к битве!
Бонни положила руку на запястье Барлоу:
— Подождите! Это сделает медсестра.
Профессор подскочил к постели и схватил Барлоу за плечо:
— Терпение, мой добрый друг. Доктор Каплан уже дал указание выписать вас. Мы заберем вас отсюда, как только это будет позволено.
Барлоу положил руку поверх пальцев Бонни и смущенно посмотрел на нее:
— Простите за мою вспышку, мисс, но я полон желания повести моих людей в бой против демонов.
Бонни осторожно вернула пластырь на место:
— Теперь уже долго ждать не придется.
— Кстати, — сказал профессор. — Все в моей машине, скорее всего, не поместятся, так что я еще утром позвонил Мэрилин и попросил ее прилететь сюда, чтобы перебросить кое-кого из нас обратно в Западную Вирджинию.
Бонни поправила капельницу и поставила ее по другую сторону кровати:
— А вы попросили Билли заняться поисками книги короля Артура?
Профессор потрепал ее по плечу:
— Да. И он сказал, что сразу же приступает к поискам.
— Сразу же? В этом потопе?
— Да. Стражники уже в движении, и мы должны действовать без промедления. Если они способны управлять погодой, то размер бедствий, которые они могут причинить, просто неисчислим. — Он провел пальцем вдоль трубки, идущей от капельницы, и вздохнул; глаза его снова увлажнились. — Вы готовы встретить новые опасности, мисс Сильвер?
Бонни окатило жаром, словно на нее набросили горячее одеяло, отогнавшее осеннюю зябкость. Она посмотрела на своего учителя. Если бы только она могла передать ему хоть малейшее представление о тех чудесах, которые она повидала на небе после того, как умерла в шестом круге. В состоянии ли земные слова передать тот восторг от вечного сияния?
