– А кто назначает этих советников?.. – пьяные шутки на этом закончились.
Андрей перешел на серьёзное выяснение отношений.
– А куда ты от меня денешься, солнце моё?! Я – твой официальный опекун… – он расплылся в пьяной улыбке, шаря глазами по моему телу.
– Ну да, а после восемнадцати отправишь меня жить в ту квартиру…
– Блин, какая ж ты зайка, когда дуешься! – выдал он, размышляя вслух, уже не слушая меня.
Меня прошиб холодный пот. Произошло что–то неправильное… или, что еще хуже, может произойти! Что–то, чего я никак не могла ожидать от Андрея. Я не удивилась, что он пытается отобрать у меня наследство, которое мама ему не доверила, но после этих слов мне стало действительно не по себе.
– Видишь, как… – продолжал он, – я тебе не нравлюсь, а ты мне нравишься. Вот несправедливость.
– Я лучше пойду спать, – поднимаясь из кресла, сказала я, – а четвертый стакан был все–таки лишний…
И тут же сама почувствовала, как подкашиваются ноги, и кружится голова. Пока я сидела, было намного лучше. Теперь предстояло дойти до лестницы, не теряя достоинства. Нельзя было показывать ему свою слабость. У меня почти получилось сделать несколько уверенных шагов, но Андрей догнал меня еще до лестницы. Он обогнал меня и чуть подтолкнул вперед.
– Я тебя провожу… Вот, кто на ногах не стоит, так это ты.
По дороге до моей комнаты адреналин почти промыл мне мозги. Андрей придерживал меня на лестнице и не отпускал уже наверху, и я не успела запереть дверь. Благодаря его усилиям мы оба ввалились в мою спальню одновременно.
– Тебе тоже пора идти спать, Андрей. Спасибо, что проводил. Спокойной ночи! – я постаралась вежливо, но настойчиво вытолкать его за дверь, но эта глыба мышц встала, как вкопанная, в дверях.
Тогда я принялась рыться в шкафу, делая вид, что ищу пижаму, но и это не помогло. Андрей доковылял до моей кровати и рухнул на неё.
– Какого… Иди спать к себе! – взорвалась я, чувствуя, что у меня всё трясётся, не то от злости, не то от омерзения.
Лёжа лицом в подушке, он что–то пробормотал, но я не разобрала, да и вряд ли он мог сказать что–то путное. Я принялась раскачивать его, пыталась свалить с кровати. И всё это, вместо того, чтобы плюнуть и уйти в другую спальню… Я не успела заметить, как и что произошло, случайно ли, специально, но он ухватился за мои руки и опрокинул меня на постель. Я открыла рот, чтобы сказать что–то, крайне неприличное и отрезвляюще грубое, но только застыла с глупым выражением лица. Продолжая держать мои руки, Андрей поднялся надо мной и глядел очень внимательно.
– Ты действительно думаешь, что я пьян?.. С полбутылки вискаря? – негромко, но очень чётко и трезво сказал он, и язык у него уже совсем не заплетался. Андрей смотрел на меня широко раскрытыми глазами, в которых не было ни капли пьяного блеска…
– Да мне все равно… – я постаралась сделать вид, что ничего не понимаю, – нажрался ты, или нет, я хочу спать. Уходи! – как же я пожалела, что сумка моя с баллончиком осталась внизу, но разве я могла подумать, что чёртов баллончик пригодится мне в моей же комнате?!
Андрей покачал головой, шутливо сжав губы.
– Я подпишу завтра всё, что ты скажешь… – у меня не осталось другого выхода.
– Да ничего ты не подпишешь, – только усмехнулся он над моим испугом, – и не подписала бы…
Мне стало очень страшно. Наверное, вообще никогда не было так страшно. Он ясно дал понять, что то, чего я боюсь, не самое страшное в жизни. Он всерьёз намеревался убить меня сегодня. Я не имела ни малейшего понятия, сколько стоит мамина компания, да и не задумывалась об этом никогда, но теперь поняла, что вполне достаточно, чтобы лишить человека жизни. И мамина машина взорвалась именно из–за этого. И Андрей сошел с ума из–за этих денег… Не знаю, почему, но я стала улыбаться ему. Сквозь слезы, но улыбалась. Наверное, это нервное, такая реакция психики… Я осознала, но не поверила до конца, что всё именно так случится, как я думаю.
– Ты хотел меня напугать? У тебя это хорошо получилось… Я поняла, что тебе это важно. Я вообще глупо себя повела. Пожалуйста, отпусти…
– И что будет? – казалось, он просто играет со мной, но всё равно хотелось на что–то надеяться.
– Ты уйдёшь, я лягу спать, а завтра мы поедем в офис и… Да сдалась мне эта компания! Неужели ты поверил, что она мне нужна?..
– Не убедила, – он захватил две мои руки одной, а свободной расстегнул мою гимнастерку.
Я заёрзала, стараясь хотя бы освободить ноги, но удалось лишь брыкнуть его в живот. Мгновенно последовала его реакция – локтем мне в живот. Я согнулась, насколько это было возможно. Обжигающая боль разлилась внутри, а обида и страх накатили новой волной слез.
* * *
Не думала, что этой ночью мне удастся заснуть, хотя, конечно, я вообще о другом думала… Я заснула, не помню почти ничего. Ни как все это закончилось, ни того, что он говорил. А ведь он говорил что–то все время… почти все то время, что…
Первое, что я помню – я проснулась в палате. Это была аккуратная, чистая комната в какой–то частной клинике. Голова страшно болела и кружилась, меня мутило. Все тело ныло так, как в прошлую зиму, когда я не одну неделю провела в постели с тяжелой ангиной. Жар, полутьма в глазах, хотя палата хорошо освещалась потолочными неонами. Мне было не страшно, но ужасно противно, гнусно… но я не знала, отчего. Я не помнила ничего! Дверь распахнулась, и вошли двое. Я сфокусировала взгляд… Это пришел Андрей и с ним доктор. Ну, по крайней мере, пожилой человек в белом халате. Я и не стала бы предполагать, что он кто–то другой. Мне в тот момент трудно было понять, что происходит, и я была рада, что Андрей здесь, что я не одна в этом чужом месте. Тем более что минутой назад я будто ледяным душем, была повержена воспоминанием о том, что мамы больше нет… Это – единственное, что четко было в моей памяти тогда. И Андрей сел рядом, заговорил со мной, как с дочерью… Врач проверил мой пульс, посветил в зрачки своей гестаповской ручкой–фонариком и спросил, что я чувствую, на что жалуюсь. Я выдала все, как есть, мол, мутит, голова и т.д. Тогда он ушел. А Андрей остался сидеть на моей постели.
– Что произошло? Я больна?.. – я попыталась выяснить у него обстоятельства того, как попала сюда.
– Да… – он потянул паузу с нервно–натянутой улыбкой, – заставила ты меня понервничать, Лизавета. Я не должен был тебе разрешать пить на похоронах. По крайней мере, столько…
– Пить? – я напрягла память, всплыло то, как меня стошнило в машине. – О, черт! Это отравление? Чего они говорят? (я имела в виду врачей).
– Может, и отравление. Я тебя не мог добудиться, когда домой приехали. Если честно, испугался ужасно… – он уткнулся лбом в растопыренные пальцы, краснея. – Главное, услышал, что дышишь, и… развернулся и прямиком сюда, в клинику.
