В шатре Повелитель сидел в той же позе, со скрещенными ногами и головой, подпертой кулаком; взгляд задумчиво упирался в карту – грозный повелитель степных орд выглядел беззащитно. Пальцы коснулись кожаного чехла на груди, распутали завязки…
Пусть Шергай думает, что Повелитель идет войной в северные земли ради будущего блага страны. Когда они вернутся из похода, певцы воспоют доблесть воинов, диковинную добычу, прозорливость Повелителя. Пусть никто не знает, зачем на самом деле затевается война. Не говорить же Шергаю, не поймет. И военачальники тоже. Может, кто из юных и пылких воинов…
Пальцы выудили из чехольчика нитку зеленого бисера. Алтын впился взглядом в украшение, но стеклянная змейка расплылась перед глазами, щеки ожгло горячими каплями, небо над шатром тоскливо заворчало.
Солнце едва поднялось над крышами домов: литой диск щита Дажьбога неспешно выходил из розовой пены облаков, петухи яростно надрывались, требуя, чтобы ленивый люд посмотрел на диво. Крики пернатых певунов врывались в распахнутые ставни второго яруса княжьего терема.
В человеке у окна сторонний не признал бы князя: простые штаны, рубаха из посконной ткани, босые ноги утопали в шкуре медведя, статью не отличался от здорового селянина. Лишь глаза, бирюзовые, глубокого оттенка, словно далекое море, выдавали мощь мужа, привыкшего повелевать.
Чуткий слух уловил поскрипывание половиц, дверь отворилась, вошедший от порога поприветствовал:
– Здрав будь, князь Яромир.
– И тебе поздорову, Вольга.
Вольга прикрыл дверь, простучал резным посохом по устланному шкурами полу, приблизился к князю. Рука с кольцами седых волос поднялась ко лбу, поправила белую прядь, выскочившую из-под налобной тесьмы. Князь отступил на шаг – запах от волчьей шкуры волхва тот еще! На морщинистом лице волхва проглянула усмешка. Ноздри крупного носа растопырились, воздух засвистел протяжно, как вьюга в трубе.
Внешне старого годами (или старого на вид) Вольгу не спешила покинуть телесная мощь, служитель богов посохом постукивал для виду. На деле мог взмахнуть неказистой палкой и пробить доспех, а заодно и укрытую плоть. От старика исходила сила могучего зверя, смешанная с неведомой, волховской.
– Добро почивалось? – начал волхв издалека.
Князь рассеянно кивнул, ладонью пригладил русую бороду:
– Добро. У тебя как?
Волхв блеснул желтоватыми зубами, посох глухо ткнулся в шкуру медведя.
– Не до сна ныне, княже, – развел руками Вольга.
Яромир повернулся к окну и принялся рассматривать посад за стенами детинца. Город постепенно полнился людьми: встали мастеровые, закружился дым над домами пекарей, на мостовых заспанные горожане оживали потихоньку, сбрасывали остатки сна. Скоро Кременчуг забурлит, гомон торгов достигнет кремля, да и в детинце закипит работа.
Князь посмотрел на Вольгу:
– Что так? Любо в личине волка по лесу шастать? То-то слухи ходят, что объявился хорт величины небывалой.
Волхв досадливо дернул рукой, белоснежная борода гневно встопорщилась.
– Брехня, княже! Делать больше нечего, как бегать по ночам. Спать-то когда? Да в моем возрасте не больно побегаешь.
Князь кивнул, глаза блеснули озорно.
– А хотелось?
Волхв прогудел насмешливо:
– Княже, ты зело озорным стал, никак собираешься в скоморохи?
Князь дернул плечом, спрятал в бороде ухмылку. Во дворе детинца раздался грозный крик, звон затрещин, затем металла. Яромир глянул, в сощуренных глазах блеснула насмешка.
Кряжистый, с широченной бородой-лопатой муж выстроил в ряд безусых отроков и рукой тяжело охаживал нерадивых по льняным затылкам.
– Ну кто так топор держит? – спросил воевода досадливо.
– Я, воевода-батюшка, – ответил отрок виновато.
Воевода остановился, лицо побагровело, грудь раздалась в стороны, как у сердитого петуха. На голову отрока обрушился поток ругательств и подзатыльники.
Отрок снес наказание покорно, изредка вставляя:
– Да, воевода, такой вот уродился.
Пожилой воин отвел душу, лицо приобрело нормальный оттенок.
– Навязали на голову, – сплюнул воевода в пыль. – Так, – возвысил голос, – взяли мечи, да деревянные, олухи! Вам ножей давать нельзя, косорукие, друг друга перережете! Встали супротив!
Вольга выглянул в окно, хмуро оглядел фигуру воеводы. Тот почувствовал, оборотился. Лицо скривилось, будто наелся кислицы, под ноги полетел плевок, на отроков обрушились гневные крики.
Яромир заметил с усмешкой:
– Чтой-то друг друга не любите?
Волхв ответил хмуро:
– Нам с Ратьгоем то необязательно. Он верит в силу меча, я – разума, оба служим Отечеству. О другом хочу поговорить, князь.
Яромир отошел от окна, взгляд скользнул по стене, зацепился за скрещенные мечи.
– Говори, Вольга. – В груди разросся неприятный холодок, в животе потревоженно зашевелились кишки: знает, о чем речь пойдет.
Волхв уткнулся взглядом в спину князя:
– На кордонах тревожно, княже.
– Набеги?
– Нет, князь. Собирается там немалая сила… – Волхв, опираясь на посох, встал с Яромиром рядом. – Третьи сутки на юге стоит туча.
Князь оторвал взгляд от мечей, брови поползли вверх.
– Какая туча? Нет ничего.
Вольга ответил сдержанно:
– Я смотрел не обычным взором. Так вот, будто облако грозовое повисло, постоянно растет, силы темные его питают. Не к добру.
Князь фыркнул, одарил волхва насмешливым взглядом:
– Оно понятно, что к худу. Еще что, договаривай!
Посох жалобно затрещал, ладонь волхва – воину под стать – смяла дерево.
– Думаю, по нашу душу. Через наши земли пройдет.
Князь кивнул. Глаза потемнели; в животе разросся холодный ком, словно князь проглотил горсть снега; уголки губ опустились.
– Знаю.
Кустистые брови волхва ударились о налобную тесьму.
– Откуда, княже?
Яромир ответил со вздохом:
– Друг весточку передал.
Князь замолчал. Тишину изредка нарушали крики Ратьгоя, гоняющего отроков по двору детинца. Волхв откашлялся:
– Ага, друг, ну, эт-понятно. И что дальше, княже?
Яромир перевел взгляд на участок стены, увешанный щитами. Справные щиты: посреди червленого круга со знаками княжеского рода весело отражала солнечные лучи выпуклая бляха умбона. На такие щиты шла кожа с плечевых частей быка; мастер терпеливо и любовно вываривал ее в растопленном воске, чтобы щит не размок под дождем и при речной переправе. По такому колоти мечом без устали, а добьешься нескольких царапин.
Вольга перехватил взгляд князя, вздохнул тяжко.
– Ясно. Придется тряхнуть стариной. За что хоть супостат ополчился?
Князь пожал плечами, но живот скрутило судорогой. Ответил как можно равнодушнее:
