– Два фунта две унции, но пара лишних унций не помешала ей поймать зайца.
– Сколько мяса ты ей скармливаешь?
– Не больше трех унций в день.
– Хорошо, но время от времени давай ей крысу. Крыса лучше всего прочищает ястребу зоб.
– Отчего так, Асмидир?
– Не знаю, – широко улыбнулся он. – Так говорил мне отец. Ты знаешь, что ястреб, когда может, заглатывает добычу целиком, а потом изрыгает все лишнее. В крысиной шкурке, наверно, есть нечто такое, что хорошо чистит зоб. – Он оперся на локти и прищурился, разглядывая далекого ястреба. – Сколько уже дичи у нее на счету?
– Шестьдесят восемь зайцев, двадцать голубей и хорек.
– Ты охотишься на хорьков? – поднял бровь Асмидир.
– Это случайность. Хорек вспугнул зайца, а Эбби схватила хорька.
– Ты молодчина, Сигурни. Я рад, что подарил тебе эту птицу.
– Трижды мне казалось, что я ее потеряла – каждый раз в лесу.
– Ты можешь потерять ее из виду, дитя, но она тебя никогда не теряет. Пойдем в замок, я тебя накормлю. И тебя тоже, – сказал он собаке, почесывая ее за ушами.
– Меня предупредили, что ты колдун, и велели тебя остерегаться.
– Всегда слушай, что говорят карлики и другие сказочные создания.
– Откуда ты знаешь, что это был Баллистар?
– Я ведь колдун, милая – кому и знать, как не мне.
– Мой медведь всегда тебя останавливает, – заметил Асмидир, любовно глядя на девушку. Она потрогала мягкий мех на брюхе у зверя – огромного, с простертыми вперед когтистыми лапами, с пастью, разверстой в безмолвном реве.
– Он просто чудо. Как это сделано?
– В чары ты, значит, не веришь?
– Нет.
– Ну что ж, – Асмидир потер подбородок, – раз не чары, то, стало быть, чучело. Есть в моей земле такие умельцы – они вынимают из убитого зверя все мясо, пустоту заполняют глиной, а сверху опять надевают шкуру. Вот он и получается как живой.
– И этот медведь – тоже чучело?
– Я так не говорил. Пойдем-ка к столу.
Асмидир повел Сигурни в главный чертог. В очаге там пылал огонь, и двое слуг, оба темнокожие, ставили на стол хлеб и мясо. Они не поднимали глаз ни на хозяина, ни на гостью и удалились, как только завершили свою работу.
– Неприветливые они, твои слуги, – сказала девушка.
– Главное, что они хорошо служат. – Асмидир сел и наполнил кубок вином.
– Они боятся тебя?
– Страх слуге только на пользу.
– Они тебя любят?
– Я не из тех, кого легко полюбить. Мои слуги довольны – они не рабы и могут уйти от меня, когда пожелают.
От вина Сигурни отказалась, и он налил ей воды в стеклянную чашу. Они поели в молчании и перешли к очагу.
– А ты сама не боишься? – спросил он, когда они опустились на ковер перед жарким огнем.
– Чего?
– Жизни. Смерти. Меня.
– Почему я должна тебя бояться?
– А почему бы и нет? В прошлом году, когда мы впервые встретились, я был для тебя чужим. Да еще и черный. Не страшно разве? – Асмидир выпучил глаза и оскалил зубы.
– Ты не страшный, хотя и опасный, – засмеялась Сигурни.
– Ты видишь какую-то разницу между опасным и страшным?
– Конечно. – Она склонила голову набок. – Опасные мужчины мне нравятся.
– Ты неисправима, – покачал головой Асмидир. – С виду ангел, а мысли, как у блудницы. Прелестное сочетание, не спорю – для тех, кого манит жизнь куртизанки или обычной шлюхи. Ты этого хочешь для себя?
Сигурни нарочито зевнула и плавным движением поднялась на ноги.
– Мне пора домой.
– Ты обиделась на меня.
– Вовсе нет. Просто не ждала от тебя таких слов.
– Ты должна быть готова, Сигурни. Приближаются смутные времена. Грядет вождь, потомок королевского рода. Тебя, возможно, призовут на помощь ему, ведь и ты происходишь от Гандарина. Люди пойдут за ангелом, за святым, за деспотом, за злодеем, но шлюха способна привести их только в постель.
– Такое поучение я могу принять от священника, – гневно вспыхнула девушка, – но никак не от человека, который резвился со мной всю весну и все лето, а теперь меня же хочет унизить. Я не молочница и не трактирная девка. Я Сигурни-Горянка и знаю что делаю. Я не стыжусь признаться, что пользовалась тобой ради удовольствия. Ты хороший любовник, сочетающий в себе силу и утонченность. Я пользовалась тобой, а ты мною. Мы квиты, и ни один из нас не стал от этого хуже. Как же ты смеешь меня срамить?
– Срамить? Неужели ты услышала в моих словах только это? Я предостерегаю тебя, как обожаемое мной существо. Тело твое и дух равно дороги мне. Могу даже сказать, что влюблен в тебя, насколько я способен влюбиться, но не это побудило меня так говорить с тобой.
– Мне все равно, – бросила она. – До свидания.
Сигурни прошла мимо большого медведя. Слуга распахнул перед ней двери, и она спустилась во двор. Леди сразу же прибежала к ней. Другой слуга, стройный юноша, держал на руке покрытую колпачком Эбби. Сигурни натянула кожаную перчатку.
– Ты ждал меня? – спросила она. Юноша кивнул. – С какой стати? Я никогда еще не уходила отсюда так скоро.
– Хозяин сказал, что нынче вы задерживаться не станете.
Сигурни развязала путы на ногах Эбби, сняла с нее колпачок. Птица, оглядевшись, перескочила к ней на кулак.
– Ха! – крикнула девушка, вскинув руку. Ястребиха поднялась в воздух и полетела на юг.
– Как твое имя? – Сигурни невольно заметила, какая гладкая у юноши кожа, как переливаются мускулы под голубым шелком его рубашки. Но он, не ответив, удалился.
В раздражении она перешла через шаткий подъемный мост, углубилась в лес. Гнев и обида переполняли ее. Это она-то блудница? Что же тогда сказать о лесничем Фелле, который ни одной юбки в округе мимо не пропустил? Между тем его никто и словом не упрекнул. "Молодчага Фелл", говорят все. Олухи!
Асмидир задел ее за живое. Она думала, что он умнее других, а он оказался таким же, как все мужчины. И на сладкое падок, и мораль любит читать.
Эбби парила в вышине, Леди бежала рядом, вынюхивая зайцев. Сигурни заставила себя не думать о темнокожем владельце замка и шла, пока не увидела внизу свою хижину. Свет, горевший в окошке, рассердил ее заново – в этот вечер ей хотелось побыть одной. Если это дуралей Бернт, она его выбранит так, что надолго запомнится.
Во дворе она свистнула Эбби, и та слетела ей на перчатку. Девушка покормила птицу, сняла охотничьи путы, посадила ее на шесток, привязала и пошла к дому. Леди лежала около двери, опустив голову на лапы.
В хижине у очага устроился Фелл – он сидел с закрытыми глазами, протянув к огню свои длинные ноги. При виде его Сигурни испытала мимолетное возбуждение и разгневалась на себя за это. Он был в точности такой, как в тот их последний день: блестящие черные волосы схвачены кожаной повязкой, бородка словно мягкий звериный мех.
