Я сидела на краешке кровати и тихо наблюдала. А потом произнесла:
— Будь осторожна. Такими словами можно раздразнить Дивный Народ, и они вмешаются в твою жизнь. Такое случается. Ты же знаешь мамину историю! Ее вынесло на неизведанную дорогу, она пошла по ней и осталась в живых лишь благодаря собственному мужеству и смелости отца. Чтобы пережить их игры, нужна невероятная сила. Для мамы с отцом все закончилось хорошо. Но в их сказке есть и проигравшие, ты же знаешь. Как насчет шестерых маминых братьев? Из них в живых осталось двое, может трое. И то, что случилось, покалечило каждого из них. А ведь были и другие истории. Вообще без победителей. Тебе бы лучше спокойно жить своей жизнью, день за днем. По мне, принимать новорожденного ягненка уже достаточно восхитительно… или смотреть, как под весенними дождями крепнут молодые дубки… или стрелять точно в цель… или спасти ребенка от крупа… Зачем ждать от жизни большего, когда то, что мы имеем — так прекрасно?
Ниав расцепила руки и взъерошила волосы, в секунду уничтожив все следы расчесывания. Потом вздохнула.
— Ты говоришь точно как отец, меня иногда от этого просто тошнит, — сказала она, но ее голос звучал скорее нежно. Я хорошо знала свою сестру. И потому меня редко задевали ее слова.
— Я никогда не понимала, как он мог так поступить, — продолжила она. — Просто взять и все бросить: земли, власть, положение в обществе, семью. От всего отказаться. Он никогда не станет хозяином Семиводья, это место Лайама. Да, конечно, его сын станет наследником, но сам Ибудан так и останется всего лишь Высоким Человеком, будет тихо сажать деревья, пасти стада, а жизнь так и пройдет мимо. Как настоящий мужчина мог добровольно выбрать такую жизнь?! Он ведь ни разу даже не вернулся в Херроуфилд!
Я улыбнулась про себя. Неужели она слепая, и не видит, что существует между нашими родителями — между Сорчей и Ибуданом? Как она может жить с ними рядом день за днем, видеть, как они смотрят друг на друга, и все равно не понимать, почему он поступил так, а не иначе? И, кстати, без его забот Семиводье было бы всего лишь хорошо охраняемой крепостью, не больше. Именно под его руководством наши земли начали процветать. Вся округа знает, что скот у нас превосходный, а ячмень — лучший во всем Ольстере. Именно труд моего отца позволил дяде Лайаму обзавестись столькими союзниками и с победой вернуться из стольких походов… Но я знала, сестре все это объяснять бесполезно. Если уж она ничего не поняла до сегодняшнего дня, то не поймет никогда.
— Он ее любит, — ответила я. — Все просто. И, кстати, есть кое-что еще. Мама ничего об этом не рассказывает, но ко всей этой истории приложил руку Дивный Народ. И еще приложит.
Наконец-то Ниав обратила на меня внимание. Ее прекрасные голубые глаза обвиняюще сощурились:
— Теперь ты говоришь точно как она. Собираешься рассказать мне поучительную сказочку?
— Вовсе нет, — ответила я. — У тебя сейчас не то настроение. Я просто хочу сказать, что ты, я и Шон — не такие, как все. Наши родители встретились и поженились благодаря Дивному Народу. Благодаря ему мы появились на свет. Возможно, следующая часть истории — наша.
Ниав села рядом, поежилась и начала разглаживать юбку на коленях.
— Мы ни ирландцы, ни бритты, но одновременно и те, и другие, — медленно проговорила она. — Ты думаешь, один из нас может быть тем ребенком, о котором говорится в предсказании? Тем самым, кто вернет острова нашему народу?
— Так говорят…
На самом деле, об этом говорили постоянно, особенно теперь, когда Шон почти вырос и постепенно становится все больше похож на великого воина и вождя — как его дядя Лайам. Да и люди давно жаждут действовать. Война за острова вспыхнула задолго до рождения нашей матери, бритты уже много лет назад отобрали у нас это священное место. А сейчас народный гнев необычайно силен, ведь мы как никогда близки к тому, чтобы отвоевать то, что принадлежит нам по праву. Когда нам с Шоном еще не было и шести, дядя Лайам и два других его брата, при поддержке Шеймуса Рыжебородого отправились в поход, прямо в сердце спорных земель. Они подошли близко к цели, безумно близко. Они ступили на берег Малого острова и устроили себе там тайное убежище. Они видели, как огромные птицы парят и кружат над Иглой — голым пиком, вылизанным ледяными ветрами и океанскими волнами. Они совершили яростное нападение с моря на лагерь бриттов на Большом острове, но были разбиты. В той битве пали два брата моей матери. Кормак был сражен ударом меча прямо в сердце и умер у Лайама на руках. А Диармид бился как одержимый, пытаясь отомстить за смерть брата, и попал к бриттам в плен. Люди Лайама потом нашли его тело на мелководье. Тогда они вынуждены были отступить на своем маленьком суденышке, измотанные, побежденные и подавленные. Бритты бросили Диармида в море, сперва всласть поиздевавшись над ним. Когда тело привезли домой, моей матери его так и не показали.
Те бритты принадлежали к народу моего отца. Но Ибудан не участвует в этой войне. Однажды он поклялся, что не поднимет оружия против людей своей крови и сдержал слово. А вот Шон — совсем другое дело. Мой дядя Лайам так и не женился, и мама говорит, что уже не женится. Когда-то он любил одну девушку. Но на него пало заклятие. Три года — долгий срок, когда тебе всего шестнадцать. Вернувшись наконец в человеческое обличье, он обнаружил, что его любимая уже замужем и родила сына. Она думала, что Лайам мертв, и поступила, как велел отец… В общем, дядя Лайам так и не женился. Да ему и не нужен был собственный сын, ведь он любил племянника, как настоящий отец, и, сам того не ведая, вырастил его по своему образу и подобию. Мы с Шоном близнецы, он старше меня на каких-то несколько минут. Но в шестнадцать лет он был уже на целую голову выше меня, почти взрослый мужчина, широкоплечий, с сильным и гибким телом. Лайам сделал все, чтобы он стал мастером в военном искусстве. А еще Шон научился планировать военные походы, выносить беспристрастные решения в спорных вопросах, угадывать, о чем думают союзники и враги. Иногда Лайам критиковал племянника за юношеское нетерпение. И все же Шон был прирожденным вождем, в этом никто не сомневался.
Что до отца, то он только улыбался и позволял им поступать, как заблагорассудится. Он признавал важность наследства, которое Шону предстояло получить. Но он не отступился от сына. Они часто бродили вдвоем или отправлялись объезжать поля, коровники и амбары. Ибудан учил сына заботиться о людях и земле, а не только защищать все это. Они часто и подолгу беседовали, и они уважали друг друга. Только вот иногда я ловила взгляд мамы — на Ниав, на Шоне и на себе, и понимала, что ее гложет. Рано или поздно Дивный Народ решит, что настало время снова вмешаться в наши жизни, взять неоконченную ткань судьбы и вышить на ней новый узор. Кого они изберут? Неужели один из нас — действительно то самое дитя из предсказания, способное помирить нас с бриттами из Нортвуда или отвоевать обратно острова с их священными деревьями и таинственными пещерами? Мне казалось, что вряд ли это буду я. Если вы хоть немного знаете о Дивном Народе, вам известно, что они обожают окольные пути и незаметные движения. Их выбор никогда не очевиден. И, кстати, как насчет другой части предсказания, которую люди, похоже, просто позабыли? Разве там ничего не говорится о том, что избранный будет носить знак ворона? Никто толком не знает, что это значит, но в любом случае, ни к кому из нас это не подходит. И, к тому же, мало ли вокруг происходит случайных связей между бродягами-бриттами и ирландками! Вряд ли мы — единственные дети, в которых течет кровь обоих народов. Повторяя себе все это, я снова и снова видела глаза матери, зеленые, тоскующие, задумчивые, и вздрагивала от непонятного предчувствия. Я кожей чувствовала, пришло время перемен.
