— Грубовато, — поморщился Егор. — К тому же с падежами непорядок: что вместо чего.
Ниже, явно написанное другой рукой, шло короткое, но убийственное резюме на предыдущие строки:
Писать на стенах туалета —
Увы, друзья, немудрено.
Среди говна мы все — поэты,
Среди поэтов мы — говно.
— А вот это неплохо, — одобрил Егор. — Хотя, пожалуй, чрезмерно самокритично.
Еще ему понравился рисунок, на котором два голых мужика фехтовали собственными гигантскими фаллосами, не прибегая к помощи рук. Егор даже сфотографировал сей шедевр — на память. Но, покидая туалет, все же проворчал вслух:
— Богема.
Седьмой этаж был расписан сценами из романа «Мастер и Маргарита». Егор дошел до двери с портретом кота Бегемота, облапившего примус, без стука распахнул дверь, вошел и почувствовал себя неловко. Ленькин сосед по комнате отсутствовал, Ленька сидел на его кровати и увлеченно возил карандашом по четвертушке ватманского листа, пришпиленного к фанерке. Напротив рисовальщика, на его же незастеленной кровати, в непринужденной позе, опершись щекою на ладошку, прилегла нагая девушка, слегка задрапированная мятой простыней.
— Экскюзи муа, — смущенно пробормотал Егор. — Наверное, стоит заглянуть попозже…
Ленька на секунду оторвался от своего рисунка, отстраненно взглянул на Егора и сказал:
— А, это ты. Ничего, заходи. Я просто рисую.
— Привет, — улыбнулась Егору ленькина модель, она, похоже, ничуть не была смущена.
— Ну, не знаю, — неуверенно сказал Егор. — Творчество — это интимный процесс.
— Так то — творчество, — сказал Ленька, заполняя поверхность листа уверенными штрихами. — А у меня — сессия, рисунок нужно сделать.
— Что-то я не припомню, чтобы мне приходилось на сессии ню сдавать, — сказал Егор, профессионально рассматривая позировавшую Леньке девушку. У нее было милое овальное лицо, серые глаза с пушистыми ресницами, чуть вздернутый носик, слегка пухлые губы, волосы длинные, прямые и светлые, не крашенные, а линии тела… Егор скользнул взглядом по плавным мягким изгибам, стараясь не прилипать, и ему тоже захотелось взять в руки карандаш.
— У меня — портрет, — уточнил Ленька и бросил на Егора короткий косой взгляд. Но Егор в этот момент смотрел не на друга, он улыбался девушке.
— Меня зовут Егор, — представился он. — А вас?
— Лена, — сказала она.
— О! Елена Прекрасная. — Егор распустил павлиний хвост, он знал, как производить хорошее впечатление на прелестных девушек. — Пока сей Парис занят вашим портретом, давайте мило побеседуем.
— Давайте, — согласилась Лена. — Только уж давайте на ты.
Ленька тяжело засопел, сломал грифель, бросил карандаш и взял другой. Егор и Лена сделали вид, что ничего не заметили.
— О чем будем беседовать?
— Да так, — сказал Егор, — ни о чем и обо всем. Ты, должно быть, в театральном учишься?
— Нет, не угадал. — Лена покачала головой, рассыпав по плечам пряди своих красивых волос. — В музыкальном.
— В музыкальном? — удивился Егор. — Вот уж не ожидал от тамошних студенток подобной… э… открытости.
Ленька, черкавший карандашом по бумаге, опять засопел, прекратил рисовать и уставился на свою натурщицу тяжелым взглядом.
— Головой не тряси, пожалуйста, — сказал он раздраженно. — Я же тебя рисую все-таки, а у тебя уже и волосы не так лежат, и вообще…
Егор сверху вниз посмотрел на ленькин рисунок и понял причину недовольства: у Леньки не получалось главное — лицо Лены.
— Позволь-ка, друг Леонардо, — протянул руку Егор.
— Да ради бога. — Ленька отдал планшет с неоконченным рисунком и карандаш.
Егор сел на кровать рядом с Ленькой, положил планшет на колени и несколькими жесткими штрихами поправил рисунок, вернув его коллеге со словами:
— Заканчивай, Лентяй.
— Так ты тоже художник, — полувопросительно-полуутвердительно сказала Лена.
— Художник я, художник, — проворчал Егор, соглашаясь. — У меня даже документ есть, где написано, что я — художник. А вот у Леньки такого документа нету.
— Ты — Егор Трубников, — с прежней странной интонацией произнесла Лена.
— Восхищен подобной проницательностью. — Егор встал и с усмешечкой раскланялся.
— Я про тебя слышала, — сказала Лена.
— Да-а, — сказал Егор. — Интересно.
— В общежитии про тебя много разных историй ходит… — Лена не стала уточнять, какие именно истории ходят в общежитии об Егоре Трубникове.
Ленька фыркнул:
— Егор Трубников — человек-легенда.
— Плохим историям про меня — не верь, — сказал Егор. Подумал и добавил: — Хорошим историям — тоже не верь.
— Во что же тогда верить? — спросила Лена.
— Ни во что, — твердо сказал Егор. Он поймал себя на мысли, что пытается произвести впечатление на эту студенточку музыкального училища, очень старается; усмехнулся сам на себя и продолжил в том же духе: — Если ни во что не верить, то и не разочаруешься ни в чем.
— Нигилист, — вставил Ленька, догадавшийся, что Егор играет на публику. — Базаров.
Егор оценил Ленькин незамысловатый каламбурчик и засмеялся. Лена же осталась серьезной.
— Так нельзя, — сказала она тихо и посмотрела на Егора с укором, совсем как воспитательница детского сада на расшалившегося малыша. — Нельзя ни во что не верить.
Егор смутился и почувствовал легкую досаду: Лена не поддержала его игру, как это сделал Ленька, она приняла все сказанное всерьез — или захотела принять все сказанное всерьез, что было одним и тем же — и все смяла, испортила игру. Нужно было что-то сказать или что-то сделать, чтобы исправить ситуацию, сгладить неловкость. Егор, как бы защищаясь, отгораживаясь, хотел сложить руки на груди, но ему помешал висевший на ремне Зенит, и тогда, схватившись за фотоаппарат, как за соломинку, он спросил у Лены:
— Можно, я тебя сфотографирую?
И она великодушно позволила:
— Можно.
Егор быстренько выставил расстояние, выдержку, диафрагму, посмотрел в видоискатель: так-так-так, — Лена возлежала почти как Олимпия на картине Мане, разумеется, с поправкой на обстановку. (Представьте только: Олимпия на железной кровати с продавленной сеткой. Ха-ха! Enchante!)
— Внимание, — сказал Егор, — скажи чиз, сейчас отсюда вылетит ворона. — Он нажал кнопку затвора — щелчок, вспышка. — Готово.
Переводя кадр, Егор заметил краем глаза, как Ленька отложил в сторону свой рисунок, потянулся и протяжно, с хрустом, зевнул: у-а-а. Егор проворно навел на него фотоаппарат и щелкнул. Блиц полыхнул белым светом, Ленька резко захлопнул рот, звонко клацнув зубами. Лена тихонько засмеялась, а Егор сказал:
