Халенан открыл было рот, но потом передумал. Если бы он не был так добр, то сказал бы то, о чем старался не думать. Эта мысль была достаточно жестокой, чтобы допустить ее между теми, кто рожден и воспитан быть магами и умеет проникать в чужой разум. Для Мирейна, их сводного брата, сына жрицы и бога, великого мага и воина даже в юности, Элиан была лишь ребенком, за которого не стоило обращать внимания, — сестрой, тенью ходившей за ним по пятам, словно верная собачонка. Где он — там и она. Это явное доказательство его божественного происхождения, молвил как-то один шутник. Кто кроме божьего сына способен вызвать такое непрестанное обожание?
А теперь Мирейн — взрослый мужчина, король далекого Янона, и вокруг его имени слагаются легенды. Даже если он помнит Элиан, то скорее не как женщину, верную своему слову, а как ребенка, оплакивавшего уход брата, поклявшегося детской, ни на чем не основанной клятвой, которая куда более хрупка, чем обещание.
— Что ты намерена делать? — прямо спросил Халенан. — Присоединишься к его гарему в Хан-Яноне?
— Рабынь у него хватает, — выпалила Элиан, и щеки ее покраснели. — Я буду сражаться за него, я отдам ему всю свою силу и буду свободна.
— А если он изменился? Что тогда, Лиа? Вдруг он стал варваром? Или, что еще хуже, слишком возгордился божественной силой, сокрытой в нем?
— Тогда, — произнесла она с твердостью, стоившей ей немалых усилий, — я заставлю его вспомнить, кто он на самом деле.
Халенан взял сестру за плечи, и она чуть не засмеялась: несмотря на остроту момента, он сделал это осторожно, чтобы не помять платье. Да, женитьба очень повлияла на него.
Он посмотрел на нее, шутливо сердясь. — Сестричка, скажи мне правду. Ты делаешь все это только для того, чтобы свести нас с ума? — Я делаю это потому, что не могу иначе. — Удивительно точный ответ. — Он отпустил ее и вздохнул. — Может быть, в конце концов тебе и придется отправиться к Мирейну. С ним ты сможешь познать чувство, которого тебе не дано познать ни с кем другим.
— Я поеду, когда настанет время. — А пока ты даешь от ворот поворот кавалеру за кавалером и даже отцу наотрез отказываешься объяснить почему. — И ты тоже.
— Я держу слово. — Глаза их встретились; взгляд Халенана на долю секунды дрогнул. Но он со своим гиленским самообладанием тут же свел все к шутке. — А может, мне и стоит сказать. Матушка бы сразу нашла идеальное решение: брак между тобой и твоей старой любовью. Сто Царств в качестве приданого, трон Аварьяна в качестве супружеского ложа и…
Элиан стукнула его что было сил. Рот Халенана закрылся, ко мысли продолжали бежать в том же направлении. Он смеялся над ней. Он всегда смеялся над ней, даже когда она доводила его до белого каления.
— Это любовь, — сказал он, — и глупость. А может быть, отчаяние.
— За тебя я никогда бы не вышла замуж. Он отвесил в ответ поклон, ничуть не обидевшись. — Пойдем же, о моя завоевательница. Мы опаздываем на совет.
Высокий принц Зиад-Илариос низко поклонился владычице Хан-Гилена. Когда он выпрямился, его глаза устремились на нее; долгий и оценивающий, взгляд этот постепенно теплел, выражая одобрение. Элиан ответила на его взгляд с полнейшим безразличием. Принц был очень светлым даже для уроженца запада: волосы его напоминали расплавленное золото, глаза были золотистыми, как у сокола, а кожа — цвета превосходной слоновой кости; хоть ростом он был и не выше принцессы, на его широкие сильные плечи было приятно посмотреть.
Пристальный взгляд Элиан, должно быть, смутил принца, и он улыбнулся необыкновенно приятной, как у ребенка, улыбкой. Но ни один ребенок не мог бы похвастаться таким глубоким и богатым по тембру голосом. — Моя госпожа, вы даже прекраснее, чем я мог предположить, судя по песням и живописным портретам. Она питала слабость к приятным голосам, однако жестоко подавила в себе эту слабость.
— Право же, ваше высочество, вы мне льстите. Не следовало бы ему снова кланяться. И не следовало бы разговаривать с нею так, как разговаривает обыкновенно большинство мужчин с красивыми женщинами — будто с глупым дитятей.
— К несчастью, у меня есть один недостаток, моя госпожа. Я постоянно стремлюсь выразить вслух свои мысли. Вы должны простить меня. Дозволено ли мне будет припасть к вашим прелестным ногам?
Не успев сообразить, что делает, Элиан прыснула со смеху. Некоторые говорили, что смех ее похож на перезвон колокольчиков; другие утверждали, что эта ее веселость слишком фривольна для девушки. Теперь все смотрели на нее с некоторой опаской: придворные и даже сам отец, восседавший на троне под золотистым балдахином рядом с княгиней. Князь улыбнулся, и это смягчило суровое выражение его смуглого лица. Элиан перевела взгляд вновь на своего собеседника. О да, он приятный молодой человек. Она хуже него.
Он опять заулыбался и, почти не касаясь ее руки, пригласил ее пройти через сверкающую толпу. Элиан приноровилась к его шагу. Никто не рискнул приблизиться к ним, все только наблюдали. — Они нас уже поженили, — сказала Элиан. Принц ускользнул из расставленной ловушки так ловко, как будто ее и не было.
— Это удел простых смертных — слагать легенды о своих правителях. Легенда о вас очаровательна, моя госпожа. Мы у себя в Асаниане не можем решить, то ли удивляться, то ли считать это скандалом. Будучи принцессой, вы овладели всеми искусствами, необходимыми принцам; вы предлагаете вашим поклонникам мериться с вами силами, предоставляя им выбирать оружие, и посылаете их подальше, когда обнаруживаете их неумелость.
— А каково ваше оружие? — осведомилась Элиан у него. Он едва заметно пожал плечами. — У меня нет оружия. Кроме разве что умещая править. «Королевствовать», как сказали бы в народе. С этим я справляюсь довольно сносно.
— Во всяком случае, на нашем языке вы говорите очень неплохо.
— Это лишь часть искусства. Слишком многое в управлении зависит от умения шевелить языком. Даже чересчур многое, может кто-нибудь добавить. — Особенно здесь, в Ста Царствах. — В Золотой Империи та же картина. Мне рассказывали, что вы красноречивы и имеете способность к языкам. — Я люблю поговорить.
— Бот и я тоже. Но мудрость так просто не приходит, и человек не может вечно беседовать сам с собой.
— Однажды я беседовала с одним философом и положила его на обе лопатки. Он намеревался жениться на мне, а вместо этого обвенчался с одиночеством. — Жалкий выбор.
— Вы думаете? Знаете, мой господин, я уже подумываю о том, не принести ли мне такой обет: пусть у меня будет дюжина любовников и ни одного мужа.
