Ознакомительная версия.
— Слушай, я опять вышел у него дубиной!
У профессора Роланда была собственная система выставления оценок, по которой провал обозначался как «дундук», неполный провал — «дубина», сдавший со скрипом — «замшелая колода», подающий надежды — «свежий пень», а высшей оценкой был «цельный дуб». Сонливость Филя как водой смыло: это был уже четвертый полученный им неуд от профессора.
— Как это «опять»? — удивился Ян. — А ну, дай взглянуть!
Филь сунул ему работу. Пробежав её глазами, Ян скривился.
— Ну, справедливости ради, ты таки «дундук», — бросил он раздраженно. — Патиосоц тебя еще пожалел!
Круглое скуластое лицо Филя залилось краской.
— Что значит пожалел? За что он меня пожалел? — воскликнул он с обидой.
— За употребление слов, которых ты не понимаешь, — сухо пояснил Ян. — Он же объяснял, что, пока мы не научимся корректно употреблять слова, он не перейдет к основным законам. Так и будем писать для него сказки изо дня в день.
Филь знал, что Ян злится, потому что он тянет всех назад, и пуще покраснел. Тем временем Ян процитировал с выражением:
— «Госпожа Фе завела пять детей и постоянно их выращивала…» Ты зря здесь остановился, стоило дописать: «А также поливала, удобряла и вскапывала…» По меньшей мере, сохранил бы логику повествования!
Филь вздохнул: этот аристократ, получивший образование у частных учителей, опять оказался прав. Ян был старше Филя более, чем на год, и оттого более образованный. Зато никто из Хозеков не умел всего того, чему Филь научился за свою жизнь. Сын удачливого торговца-аскемана из Неаполя, он легко считал в уме, знал обычные и звездные карты и мог проложить курс кораблю. А потратив больше года в Хальмстеме, он с помощью тамошнего кузнеца научился ковать и варить металл.
— «Было утро, в комнату с тяжестью пробивались лучи солнца…» — продолжил Ян.
Его дальний родственник Фрисл Бристо, жизнерадостный полный юноша с улыбчивым лицом, раскатисто рассмеялся и, выходя из-за стола, покровительственно хлопнул Филя по плечу.
— Тяжелыми ударами топора они туда пробивались, я так понимаю, — бросил он снисходительно.
Этого Филь не выдержал.
— Я всё понял, хватит! — сердито воскликнул он, вскакивая на ноги. Забрав свое сочинение у Яна, он сказал тише:
— Давай лучше займемся делом…
Его друг успел за два месяца усвоить, что под «делом» Филь обычно имел в виду какую-нибудь проделку, так что согласно двинул бровью, и они направились к выходу, лавируя в толпе школяров, покидающих трапезную.
Их обогнала стайка девиц, коих в Алексе набиралась треть от общего количества учащихся. За ними вышагивала матрона, чьи безжалостно стянутые в узел волосы разделял прямой, как стрела, пробор. Это была Багила, жена главного повара, нанятая для присмотра за девицами и получившая от них прозвище «мадам Гарпия».
Ян придержал Филя, давая пройти румяной ученице с разноцветными лентами в волосах. Габриэль — это была она — громко жаловалась своей подруге:
— Так рано приходится вставать, просто каторга, даже морщинка появилась на лбу! Эх, сдала я молодость в архив!
Проходя мимо, она наградила Яна неприязненным взглядом. Филь видел, что Габриэль, как обычно, рисуется, ведь такой гривы волнистых черных волос и ясных глазищ здесь не было ни у кого. Ровесница Филя, она, как и он, не могла долго усидеть на одном месте, а если её вынуждали, становилась раздраженной. Профессор Иллуги, подметив это, заставил свою группу принять Габриэль в игровую команду, чем вызвал бурю возмущений среди её абсолютно мужского состава. А потом бурю восторгов, когда Габриэль показала, насколько она быстрая и ловкая.
— Когда имеешь дело с жалящим насекомым, двигайся медленно, — сказал Ян, глядя ей в спину.
Филь знал, что Габриэль и его новые друзья не переваривают друг друга, но сравнение с насекомым было для него чересчур.
— Чем она тебе досадила? — спросил он.
— Поинтересуйся у Анны, — скупо ответил Ян.
Зима быстро надвигалась на Алексу. В Хальмстеме еще можно было купаться в море при большом желании, а тут под ногами уже поскрипывал тонкий снежок. После ужина тоже было некуда выйти, потому что начинало рано темнеть, а находиться на улице после наступления темноты запрещалось правилами. В наказание заставляли мыть кухонную посуду. Раз попавшись, Филь теперь всеми силами избегал этого.
Единственное место, куда можно было ходить, это трапезная, в которой на ночь водружали на столы котлы с мочеными яблоками и хлебом для внезапно проголодавшихся учеников. Трапезная находилась у Башенной площади и от дормиториев её отделяли две минуты ходьбы. В Алексе была еще одна площадь, на въезде, называвшаяся площадь Обреченных.
— Мои сестры знают о твоем деле? — спросил Ян, едва друзья оказались на улице.
Еще не было случая, чтобы он прямо спросил, что Филь задумал.
— Мета знает, — ответил Филь и в двух словах поведал, на что они наткнулись.
Ян сложил губы, словно собирался свистнуть, но передумал. Привлекать внимание было неразумно: пока они ужинали, наступили сумерки, на дверях дормиториев уже горели масляные лампы. Ян с Филем еще могли сойти за увлекшихся разговором, хотя действовать нужно было быстро, учитывая, что Первая Медицинская лаборатория находилась далеко в переулке Висельников. Дрожа от холода, друзья поспешили в сгущающуюся темноту.
Общие правила Лаборатории «Алекса», её распорядок дня и расположение корпусов составил император Флав, который, судя по всему, не очень хорошо знал бывшую тюрьму. Он поместил лаборатории в противоположной стороне от лекционных залов, а короткий путь от них до дормиториев оказался отрезан профессорским жильем. Как результат, школярам Алексы приходилось каждый день «наматывать» мили на ногах. А вечная нехватка времени вынуждала их заменять ходьбу бегом.
— Значит, вы посчитали, что профессора обуял демон? — вдумчиво проговорил Ян, когда они свернули с широкой улицы в совсем темный переулок. — Непонятно, где он его подцепил, здесь они не водятся. Демоны — не большие любители холода!
— Зато Схизматик единственный, кто опоздал к началу учебного года, — напомнил Филь.
В следующую секунду они вжались в стену лаборатории естествознания, заслышав неподалеку стук колотушки обходчика, которых нанимали на службу в соседней деревне. Стук медленно удалялся.
— Да, но тогда которого из них? — спросил Ян, когда они тронулись дальше. — Единственный вид, способный на такое, это велара, но Арпонис не реагирует на неё, пока она в человеке. Сомнительно мне это!
Велара являлась отродьем, способным поработить человека, если дать ей шанс забраться в него. Выглядела она как тень со щупальцами, но легко отгонялась, если её не бояться. В Новом Свете её сравнивали с проказой, смертельной болезнью, которую, однако, было нелегко подцепить.
Ознакомительная версия.
