Слепо, по-совиному моргая от непривычно яркого света, Орландо завертел головой. Перед глазами плыли багрово-черные круги, ноги подкашивались. Отступив на шаг, он прислонился к стене, чтобы не упасть
Но вот постепенно зрение его прояснилось, и чудесное зрелище предстало взору.
Он находился в хрустальной пещере.
Пол, стены и потолок сияли всеми цветами радуги, вспыхивали алыми, зелеными, синими, золотыми огнями, мерцая, светясь и переливаясь, словно он оказался внутри хрустальной шкатулки, играющей в солнечных лучах. Пораженный, мальчик зажмурился на миг, не в силах поверить в это великолепие, и губы его, помимо воли, зашептали молитву Хейру Неистовому.
При звуках его голоса зал славно ожил. Огни вспыхнули ярче, разбегаясь по стенам тысячами искристых метеоров, словно одно лишь имя бога огня пробудило их к жизни. Но теперь мальчик заметил и другое — источник свечения, которого он не видел прежде, на алтаре у дальней стены.
У него не было сомнений, что это именно алтарь. Как не было сомнений и в том, что пещера эта и есть истинный храм божества. На массивном столе из чистого хрусталя лежало то, что должно было считать главной реликвией. То, ради чего — теперь Орландо осознал это с непреклонной ясностью — он и пришел в святилище.
Секира! Огромный бронзовый топор!
В игре слепящих огней мальчик даже не сразу понял, что это боевое оружие. Искристая пелена окутывала его так платно, что очертаний топора почти невозможно было разглядеть, но каким-то шестым чувством он уже знал, что это отличное оружие, знал, как уверенно и надежно ляжет оно в руку, как силен будет замах, как засвистит отточенное лезвие…
Не видя ничего вокруг, слепо и бездумно, обуянный единой внезапной страстью, он шагнул вперед.
«Хейр, Отец Огня, — шептали пересохшие губы, — раб и слуга твой пришел к тебе… Пламени твоего жаждущий пришел к тебе… Тепла взыскующий пришел к тебе… Опали и очисти душу мою, дабы мог я служить тебе в свете и упоении…»
Его никто не учил этим словам; они пришли сами, из неведомых глубин, проложили себе путь из тьмы, обожгли губы. И, словно отвечая на зов, топор вспыхнул еще ярче.
Кто ты, отрок? — вспомнились ему слова обряда. Но теперь они не казались более пустыми и бездушными; они исполнились смысла, обрели суть, запылали негасимым светом в душе.
Кто ты, отрок?
Мое имя Орландо.
Из какого ты рода, Орландо?
Я наследник благородного дома Седрика Смелого.
Какому богу ты служишь?
Я служитель Хейра Пламенноокого.
Известно ли тебе предназначение твое?
Вернуть в мир изгнанного бога.
Вернуть в мир изгнанного бога…
Вернуть в мир…
Вернуть…
Изгнанного — вернуть!..
Мальчик сделал еще шаг вперед. Еще. И еще.
Каждый шаг давался с неимоверным трудом, словно он пробирался сквозь вязкую непреодолимую субстанцию, сковывающую движения. Она выталкивала его, отвергала, вытесняла из себя — но он не замечал ничего. Упрямо, на волосок за раз, не спуская глаз с топора, продвигался он вперед. И на каждое его усилие алтарь отвечал новой огненной вспышкой.
И вот ему осталось всего три шага. Два. Один.
Полшага, и чуть потянуться… Сопротивление становилось все сильнее. Все силы уходили на неравную борьбу… Топор притягивал к себе… Орландо был не волен более над своими поступками и движениями, высшие силы вели борьбу за его тело — борьбу, в которой он стал не более, чем безвольной пешкой. Он чувствовал, как его разрывает на части.
…И пальцы его сомкнулись на рукояти топора. Огненная вспышка расколола мозг мальчика на части. Мир закружился в бешеном круговороте и погрузился во тьму. Сжимая вожделенную добычу, Орландо без чувств рухнул на хрустальный пол.
***
В себя его привел голос.
— Кто ты, отрок?
Вечная игра в вопросы и ответы. Почти не задумываясь, он покорился ей.
— Мое имя Орландо. Я наследник Западного Дома.
Но в ответ, вместо ожидаемых слов, раздалось вдруг злобное пронзительное завывание.
— Орландо! Орландо из Западного Дома!
Тысячами надтреснутых колокольчиков жуткий вопль отразился от хрустальных стен, эхо искажало его, делая еще страшнее.
— Ор-лан-до… Ор-ла-нд-о… 0-р-л-а-н-д-о…
Изумленный, мальчик нерешительно приоткрыл глаза. В пещере все было по-прежнему — первым делом он убедился, что топор у него в руках — и ни следа невидимого собеседника.
— Кто ты такой?
Оружие придало ему уверенности. Он понемногу начал приходить в себя. Вой зазвучал громче, так, что закладывало уши, — и вдруг прекратился, внезапно, словно ножом отрезало.
Зловещий голос ворвался в уши сотней раскаленных игл.
— Ты проклят, несчастный! Отныне жизнь твоя превратится в ад. Ты проклят, ничтожный червь, отродье жалкого рода! Ты проклят с той минуты, когда коснулся этого топора… И будет выть ветер в разрушенных стенах ваших домов, и вороны будут клевать мертвые глазницы ваших воинов, смерть будет уделом всего, чего коснутся твои ладони, несчастный… Трепещи же, ибо своими руками ты обрек себя на вечные мучения…
— Что? — Орландо вдруг почувствовал, что его нерешительность сменяется яростью, и крепко сжал рукоять тяжелого топора. — Как ты смеешь оскорблять мой род, тварь! Выходи! Выходи, и я покажу тебе силу будущего Пурпурноликого! Клянусь, кто бы ты ни был, я покараю тебя! Покараю — за то, что ты посягнул на честь слуги Хейра Горны Возжигающего! Выходи, не прячься!
— Хейр — падший бог! — Бесплотный голос сочился ненавистью. — Клянусь Пенорожденной Фриггой! Я лишен обличья своего и сущности в вашем измерении, и не могу сражаться с тобою, ничтожный Я Тот, Кто Без Имени, обреченный Истинными Богами сторожить реликвию. Девяносто девять потомков вашего рода пытались проникнуть сюда, не ведая, что стремятся они навстречу гибели своей. Тридцать три из них дошли, но ни один не посмел прикоснуться к бронзовому лезвию. Последний из тридцати трех был твой отец…
— Мой отец, — выдохнул Орландо, — он дошел сюда…
— Он дошел сюда, — эхом отозвался Тот, Кто Без Имени, — дошел, но не посмел взвалить на себя ношу, которую не смог бы вынести, ибо радости бытия — густое вино да семя, проникающее в лоно девы, звон золота, мечей и пышные пиры — сладостней печали, благостней горя, праведней смерти… Но было сказано: сотый изопьет до дна чашу скорби — и оборвется Род, Пламени Взыскующий…
Орландо прислонился к стене. Несмотря на холод, пот стекал по его лицу, разъедая намазанные фосфором веки.
— Откажись… — голос стал тягуч и вязок, как мед лесной, — откажись, пока не поздно… Проклятие Истинных Богов обретет силу только тогда, когда ты покинешь эту пещеру вместе с топором… Откажись…
