— Рокфор!!! Не смей!!! Выпусти меня!!!
Но она даже сама не слышала своих криков, такой грохот стоял в тонущем доме. Всего несколько секунд — и вода с чмоканьем достигла потолка. Сквозь обшивку донесся глухой «бульк», когда последний воздушный пузырь вырвался из пролома. Аэросани с такой силой прижало ко льду, что обшивка скрипела.
Всхлипнув, Гайка сжала кулачки.
— Он не сдвинет машину… — выдавила она, дрожа. — Не с такой нагрузкой…
Решительно дернув хвостом, мышка бросилась к приборной панели и упала на колени. Вот он — небольшой служебный люк под сидением. Открывается вовнутрь — сумеет ли она потом одолеть давление? Кто знает…
— Держись, Рокки, — Гайка повернула запор и ее тут же отшвырнуло назад ударом воды. Белый от пены, словно ствол мистического Древа Жизни, вертикальный водяной столб ударил в потолок кабины, разлетевшись мириадами брызг, миллионами алмазных листьев дерева Йигдрасиль. Вскрикнув, уже по колено в воде, мышка попыталась задраить люк. С тем же успехом она могла бы сгибать железнодорожный рельс.
«Все кончено» — поняла Гаечка. И, как ни странно, ощутила легкое облегчение: они боролись до конца. Сделали все, что могли. Винить себя не за что.
Вода стремительно заполняла машину. Дрожа от холода, Гайка спокойно стояла у люка, ожидая, пока давление внутри и снаружи уравняется, дав ей возможность встретить конец рядом с Рокфором. Прошло пять секунд, вода достигла мышке до горла. Последний раз, судорожно, Гаечка вдохнула воздух и погрузилась с головой. Сани покачнулись, когда прижимавшая их к потолку сила исчезла.
От холода горела кожа и мутилось сознание. Чувствуя, как судорога волнами пробегает по хвосту и лапкам, замерзающая Гаечка откинула створку люка и выплыла в ледяной мрак. Ее тут же схватила дрожащая, но по-прежнему сильная лапа Рокки, подтолкнула вверх. Гаечка покачала головой.
Они взглянули друг другу в глаза. Слова были не нужны, и Рокки молча привлек мышку к себе, стиснув в последнем объятии. Гайка слабо улыбнулась…
«СТОП! — ее мозг взорвался. — КАК Я МОГУ ВИДЕТЬ РОКФОРА В ПОЛНОЙ ТЕМНОТЕ?!!»
И тут же она поняла, что в доме не темно — напротив, мгла стремительно светлела, и…
«…полно, это уж точно бред», — подумалось Гаечке, когда комната моментально, за долю секунды очистилась от воды, и Спасатели вместе с аэросанями брякнулись на мокрый пол. Боль от падения окончательно прояснила разум, и потрясенные, ничего не понимающие путешественники уставились друг на друга. Рокфор, наглотавшийся воды куда больше, чем его златоволосая спутница, пару секунд хрипло кашлял.
Гайка, между тем, открыв рот, глядела на синеватое сияние, приближавшееся издали. Стены дома расстворились, ледяной океан исчез, и перед спасателями возникла невозможная картина.
Сверкающий синим огнем, поражающий красотой, в подводном — точнее, уже непонятно каком — мире мчался белый крылатый конь. Синевой горели его глаза, копыта и хвост, а на неоседланной спине, без поводьев, сидела юная девушка в облегающей серебряной кольчуге и легком шлеме с соколиными крыльями. Одной рукой она сжимала короткое копье с горящим синевой наконечником, а другой — трубила в рог. Шокированные Спасатели молча глядели, как валькирия остановила коня у древнего скелета и простерла над ним длань.
— Назови себя! — властно приказала девушка. Из праха викинга, погибшего тысячу лет назад, поднялась фигура обнаженного мужчины средних лет, с обветренным грубоватым лицом и длинными русыми волосами.
— Я Торд Сигватссон, сын Стурла Сигватссона и Хальвейг Бедварсдоттир, хирдманн хевдинга Магнуса Пегобородого, — отозвался призрак.
— Пал ли ты в битве, как подобает эйнхерию? — грозно спросила валькирия.
Призрак поник.
— Нет. Я умер от холода в собственном доме, когда земля затряслась и с гор сошел лед, похоронив меня заживо.
Девушка с явным разочарованием опустила рог и копье.
— Достоен ли ты ступить в чертоги Вальхаллы? — спросила гораздо тише, явно не ожидая положительного ответа. Призрак, понурив голову, сдавленно ответил:
— Нет.
— Ты выбрал! — вскричала валькирия. — Хельфхейм да станет твоей участью, где упокоишься ты до дня Рагнарока.
— Я выбрал, — покорно отозвался Торд. Его силуэт стал светлеть, медленно расстворяясь. И только тут Гайка опомнилась:
— Рокки, — прошептала она, дрожа от волнения. — Скорее, надо забраться на ее коня. Иначе умрем!
Потрясенный Рокфор обратил к мышке ошалелый взгляд.
— А мы еще не?.. — он поперхнулся.
— Вперед! — Гайка, шатаясь, вскочила на ноги и подбежала к разбитым аэросаням. Нырнула в люк, выскочила обратно, сжимая свой верный самострел с лебедкой, и бросилась вперед, таща за собой Рокки. Тот, спотыкаясь и не отводя взгляд от валькирии, грузно бежал следом.
Девушка и ее крылатый скакун молча ждали, пока призрак исчезал. Эта заминка оказалась решающей в судьбе спасателей: добежав до коня, Гайка двумя движениями взвела самострел, зацепила крюк на поясе за пояс Рокфора и выстрелила в хвост жеребца, надеясь, что стрела запутается в волосах. Так и случилось; пустив лебедку на максимальные обороты, Гайка втянула себя и Рокфора наверх, отцепила тросик, и спасатели юрко взобрались по хвосту на конский круп, где притаилась позади валькирии. Гайка не учла лишь одного: без седла и сбруи жеребец не мог не почувствовать, как по его спине бегают непрошеные гости.
Обернув красивую голову, конь взглянул прямо на оцепеневшую Гаечку светящимися синими глазами.
— Смертные? — спросил удивленно.
Мышка задрожала.
— Не выдавай! — взмолилась она. — Мы утонем, если не отправимся с вами!
Конь моргнул от изумления.
— Каким образом вы нас видите?! — спросил он потрясенно. — Уже девятьсот лет сыны Одина не погибали в океане. Мы с Гудрун даже не сразу поверили, когда услышали отсюда зов…
Гайка сглотнула.
— Этот бедный викинг провел замороженным в айсберге десять веков, — отозвалась с волнением. — Мы изучали его дом, когда лед треснул…
— С кем ты говоришь, Снорри? — недоуменно спросила валькирия. Конь, всхрапнув, помотал гривой.
— Так… Сам с собой… — пробормотал он. — Гудрун, девочка, ну неужто ты не могла сделать исключение хоть сейчас? Мы уже девять столетий никого не отвозили в Вальхаллу!
— Ага, щас, — мрачно отозвалась валькирия. — Погляжу я, как ты станешь объяснять прочим эйнхериям, чем этот бедолага заслужил право быть рядом с ними.
— Думаешь, они бы не обрадовались новому гостю, за девять веков-то? — грустно спросил конь.
— Хочешь сам объясняться перед Одноглазым? — усмехнулась девушка. Жеребец встряхнулся.
