интересных правил. Если знать их, можно получить некоторые… преимущества. У разных сущностей потенциал в Лимбе раскрывается по-разному. У тех, для кого Лимб – родной мир, каких-то исключительных особенностей вообще нет, это нас уравнивает, потому что они в принципе сильнее.
Откуда-то сзади донесся грохот, его эхо невидимым шквалом пронеслось по коридорам подвала, больше напоминавшего какой-то лавкрафтовский склеп. Карн сглотнул. Рокеронтис положил руку ему на плечо, в темноте блеснули синие глаза. Вероятно, это должно было ободрить.
– Охотник? – предположил Вик. Он обернулся и прикрыл рукой пламя зажигалки, чтобы свет не бил в лицо.
– Нет, – быстро ответил Эрра и выставил ладони в сторону грохота, который повторился снова. – Он не пойдет сюда, в замкнутом пространстве он слишком уязвим, и знает это. Кажется, ему помогают гули.
– Мертвецы? – вырвалось у Карна. Он читал о гулях. Судя по многочисленным упоминаниям в средневековом фольклоре, эти создания представляли собой что-то вроде кладбищенских упырей – сильные, злобные и абсолютно, категорически мертвые.
– В целом да, – кивнул Рокеронтис. Он вновь обнажил катары, хотя Карн даже не заметил, когда и куда он их прятал. – Бездушные оболочки, пустые каркасы. Их либо подняли из могил, либо… короче, некоторые из нас умеют, то есть раньше умели из живого существа вытягивать душу. Поверь мне, это действительно страшно.
– Они мало похожи на тех, кем были при жизни, – Эрра поспешил сменить тему, которой коснулся Рокеронтис. Он кивнул Вику и группа двинулась дальше. – Их оболочка разрушается, хоть и очень медленно. Мозга у них нет, нервной системы тоже, их поддерживает чистая энергия, влитая в опустевшие тела. Поистине огромные объемы энергии, которые заставляют ткани частично регенерировать. Но мозг так не восстановить, хрящевую ткань тоже, поэтому старые гули скрипят при ходьбе. Свежие движутся почти бесшумно, ими руководят примитивные инстинкты.
– Или чья-то злая воля, – вставил Рокеронтис. – Прошу прощения, господа, а может, нам все-таки заткнуться? Эти твари могут нас услышать.
Карн уже не в первый раз отметил, что Рокеронтис больше всех шумит и как ни в чем не бывало упрекает в этом других.
– Я выставил барьеры, они нескоро будут здесь, – ответил Эрра. – Тем не менее, лучше поспешить. Вик?
– Вот-вот, – ответил коричневый плащ.
– Так что насчет оружия? – напомнил Карн.
– Есть один прием, – Рокеронтис поравнялся с ним и вытянул вперед правую руку, в которой уже не было катара. – Ты знаешь, почему древние давали оружию имена? Все просто. Если у тебя есть именной меч, выкованный по индивидуальному заказу или подаренный тебе за особые заслуги… короче, если с ним у тебя связано сильное эмоциональное переживание или если ты просто носишь его с собой много лет, между вами образуется связь. Энергетическая связь, мощная. Такую связь почти нельзя разрушить и в Лимбе она становится твоим преимуществом. Этот трюк особенно хорошо дается смертным.
– А боги так могут? – решил уточнить Карн.
– Могут, – кивнул Рокеронтис и его глаза блеснули в полумраке, – но для этого оружие должны поднести богу в качестве жертвы. В общем, благодаря энергетической связи с оружием, чтобы использовать его в Лимбе тебе оно не нужно в своей физической ипостаси. Тебе нужна лишь его проекция, образ. Грубо говоря, ты думаешь об оружии, концентрируешься на этой мысли, и оно появляется у тебя в руке. И есть тут один баг, ошибка системы, или же мы просто не знаем, как это работает. В случае повреждения или утери Лимб всегда автоматически восстанавливает проекцию оружия до изначального состояния. То есть клинки не тупятся, не ломаются…
– А метательные ножи, покинувшие перевязь, появляются вновь! – закончил Карн. – Так и у Охотника со стрелами?
– Мы не знаем, кто он, – мрачно отозвался Эрра откуда-то из-за спины парня. – Возможно…
Его прервал грохот, раздавшийся значительно ближе, чем в прошлый раз. Стены задрожали, прямо перед Карном от потолка отвалилось несколько каменных кусков, с хлюпающим звуком рухнувших в мерзкую жижу, которая, казалось, начала сочиться прямо из пола. Грохот повторился, где-то в стороне обвалились перекрытия.
– Мы пришли, – констатировал Вик. – Подержи, – он передал Карну зажигалку, а сам отточенным движением снял со спины черный пластиковый тубус.
Рокеронтис и Эрра встали плечом к плечу возле входа в комнату. Боги вновь были при оружии, один сжимал в руках злобно поблескивающий багровым пламенем полуторник с руническими письменами, другой обнажил два коротких катара, по которым то и дело проскакивали синеватые молнии.
Вик тем временем снял крышку с тубуса и достал оттуда целый ворох свернутых трубкой ватманов. Он быстро пробежал пальцами по пожелтевшим листам, нашел нужный и ловко извлек его, отправив остальные обратно в жерло тубуса. Он развернул лист, который оказался трафаретом, изображавшим равностороннюю пентаграмму, заключенную в круг. В центре красовался Анкх и еще несколько символов, которых Карн не узнал. По углам пентаграммы располагались какие-то астрологические или алхимические знаки, здесь его скудные познания тоже ничего не дали.
Вик уложил трафарет на относительно сухой участок пола.
– Прижми ногами углы, – мягко скомандовал он Карну, и тот послушно расставил ноги, фиксируя бумагу. Парень только сейчас понял, что переданная ему Виком зажигалка горит уже минут двадцать, но совсем не нагрелась. Очередной «баг» Лимба?
Вик придавил оставшиеся углы трафарета, один – стопой, другой – коленом. Затем отложил тубус и достал из складок плаща баллончик. Обычный баллончик для распыления краски, металлического цвета, без каких-либо опознавательных знаков. Вик откинул крышку баллончика, встряхнул его (послышалось характерное стаккато пластикового шарика, заключенного в алюминиевую тюрьму) и стал быстро распылять аэрозоль по трафарету.
Сзади раздался глухой рык, который был сразу прерван свистом рассекающей воздух стали. Эрра грязно выругался, Рокеронтис прыснул. Рык повторился, сталь засвистела вновь, и больше этот звук не прерывался. Карн обернулся, но почти ничего не увидел, только мельтешение багровых и синих бликов в непроглядном мраке. Кажется, богам темнота не мешала.
– Готово! – Вик закончил распылять краску, спрятал баллончик и стал сноровисто укладывать трафарет в тубус. Пентаграмма, нанесенная на щербатый неоднородный пол ярко-красной краской, начала светиться. Сначала бледно, едва заметно, потом цвет стал более контрастным и насыщенным. Вик вытянул руки над пентаграммой ладонями вниз, прикрыл глаза и стал шептать слова. С каждым произнесенным слогом, с каждым звуком древнего, но не забытого языка по изображению пентаграммы пробегала рябь, линии и знаки наливались невидимой
