Я слушала его вполуха, больше с любопытством пялясь за окно. А там было на что посмотреть! Мы взъезжали в Арден сверху, со стороны вершины холма, и весь городок был как на ладони.
Меня умиляли ряды хорошеньких черепичных крыш, узкие улочки, обвитые плющом симпатичные здания с цветными оконными наличниками. Целые улицы домов шли в одном цвете: я заметила улицу васильково-синюю, розовую и светло-соломенную. Еще была лазурная, цвета вишни и темно-фиолетовая.
Все такое… такое миниатюрное, уютное и очень живописное. И при этом никакого архитектурного безобразия или смешения разных стилей! Все скромно и так провинциально! В хорошем смысле слова. Конечно, я допускаю, что для современников-иномирцев — это шик, модерн и блеск прогресса. Но я — не они. И я тихо наслаждалась чистотой и безлюдьем местных улиц.
— Третий — когда Хольдин-пустынник в четырнадцатом веке от восшествия Марая поднял народ против второй волны ордынского нашествия и впоследствии возвел на престол Сегала молодого Лелунда Второго по прозвищу Справедливый, который и стал родоначальником нынешней династии королей.
Когда колеса загрохотали по мощеной мостовой, горничная и компаньонка проснулись и с интересом устремились к окнам.
— С тех незапамятных времен все сегальские монархи традиционно венчаются только в арденском соборе, — буднично завершил первую часть лекции Учила. — Только брак, заключенный в его стенах, позволяет претендовать избраннику на престол. Хоронят великих королей тоже здесь. В боковом притворе…
Горничная восхищенно охнула.
— Есть мрачная легенда, — торопился вычерпать побольше из кладезя своей мудрости профессор, — о том, что архитектор, который создал это чудо, заключил сделку с врагом Марая, Падшим. За воссоздание своей мечты архитектор пообещал тому свою душу. Но когда пришло время платить по счетам, Великий Отец наш Вышний за столь преданное и истовое поклонение своему образу забрал душу архитектора на небо. В ярости Падший на сороковой день после смерти архитектора устроил землетрясение. Главная башня собора рухнула, и семьдесят лет понадобилось жителям благословенного Ардена, чтобы восстановить утраченное…
А мы уже вплотную приблизились к месту грядущей казни… прошу прощения — венчания. Подозрительная тишина царапала нервы, а полное безлюдье путало пуще банды разбойников.
Впрочем, что до безлюдья — я погорячилась… Когда под радостный рев толпы мы въехали на кафедральную площадь, нас встречали цветами тысячи людей! Казалось, весь город собрался, чтобы приветствовать жениха и невесту!
Горничная встрепенулась, достала из шкатулки терновый венец и, не слушая никаких возражений, нахлобучила мне на уши. Оказывается, то был венок из флердоранжа…
К моей карете подошел граф и, подождав, когда слуга откроет дверцу, церемонно предложил мне руку. Я вышла из кареты. Величественно, как и подобает принцессе. Мне даже удалось не наступить на длинный трен платья. «Родственник», одетый по этому знаменательному случаю в алый, расшитый красным галуном и золотой тесьмой камзол, повел меня к месту венчания.
Еще издали я прикипела взглядом к знаменитому собору. Что я могу сказать… зрелище необыкновенное. Тонкой иглой, устремленной в небо, сиял золотой главный шпиль удлиненного купола. В лучах солнца горели яркими цветами окна витражей. Просвечивали наружу и бесчисленные огоньки-светильники, уютно зажженные внутри церкви. Величественный собор казался центром, сердцем города, его жизненным средоточием.
Серый и высокий, словно скала, храм мерещился сотканным из арок воздушного жемчужно-серого фантастического кружева. Границ между ярусами почти не существовало. Один этаж незаметно перетекал во второй. Второй — в третий, который колол небо иглами шпилей.
Если снаружи собор показался мне большим, то внутри — просто гигантским! Я в этот храм влюбилась до конца времен! В него поместился весь город, все сколько-то сотен обывателей, которые пришли на свадьбу нынешнего наследника престола.
Стрельчатые арки легко поддерживали высокие своды. Бесчисленные светильники с желто-оранжевыми огнями свечей приближали безумно высокие потолки, делая храм не только небесно-величественным, но и сердечно-уютным.
Гулкое эхо разносило громкие и звучные голоса священников. Они начали литанию, пока мы с принцем медленно и торжественно двигались с разных сторон боковых проходов к алтарю.
Сквозь плотную вуаль я хорошо разглядела высокий рост, красивую мужскую фигуру с рельефно-мускулистыми мышцами воина, выигрышность которых особо подчеркивал облегающий парадный костюм белого цвета, обшитый золотым галуном.
Меня вел под руку граф. Принц шел сам, немного позади него следовал сияющий, как лампа Ильича, сверстник — по всей видимости, его главный свидетель. Под вяжуще-бархатную органную музыку мы молча двигались вперед мимо бесконечных, слабо освещенных альковов, порталов и ниш со скульптурными изображениями святых. А над алтарем загадочно сиял красно-синий витраж со сценой вознесения Марая, который навевал возвышенные мысли о дороге в вечность.
По пути я едва не запнулась, засмотревшись немножко на красочное полотно с изображением святой Иргизии, образчика подражания для местных дам. Эта гм-гм… дева, которую должны были отдать в жены соседнему королю (замечу, обычный династический брак!), не смогла придумать ничего лучшего, как потребовать у родителя и жениха трех лет девичества и тысячи дам сопровождающих, после чего стала разъезжать по окрестным странам с рекламой подобного религиозного образа жизни.
Как и следовало ожидать, ничем хорошим это не закончилось: жертвы пропаганды феминизма нарвались на большой отряд врагов. Что с ними потом случилось — никто точно не ведает. Официальная история вещает, что они были трагически убиты, и за то их причислили к лику святых, а народная молва твердит — дескать, для молодых девушек все устроилось самым наилучшим образом. Что в этом деянии святого — не знаю. Но кто ж этих иномирян без бутылки разберет?..
Два нефа в западной части пересекались в форме креста, как бы образуя третий, алтарный, возникший на их слиянии. Именно к главному алтарю мы и направились.
Напротив алтаря поджидала группа дворян, возглавляемая женихом.
Принц пошел ко мне и по заведенной традиции откинул вуаль, чтобы я стояла перед богом с открытым лицом. Я подняла опущенный до этого момента взгляд и… пропала! На меня смотрели самые красивые в мире глаза редкого фиолетового оттенка…
Матиаса отличали правильные, довольно симпатичные, но в остальном вполне обычные черты лица. Благородные очертания лепных скул, несколько заостренный аристократический подбородок, делающий владельца моложе, чем он есть…
