Ага. Вот и первое подтверждение: сырых. Вы когда-нибудь пробовали разводить костёр из дубовых поленьев? А из влажных дубовых поленьев? Сколько же масла пришлось вылить злоумышленнику, чтобы заставить вечно сырое дерево загореться? Не один кувшин, полагаю. Или он пользовался флягами? А может быть... Ещё и магией.
Я подошёл к одному из горелых пятен и коснулся пальцами деревянной панели за пределами черноты. Сухо, разумеется. Хотя бы по той простой причине, что тушение пожара исполнялось Олли именно с применением «вытяжки». Но сдаётся мне, что и поджигатель был снабжён магическим подспорьем в своём нелёгком деле. А высушивание уничтожило все следы, которые я мог бы прочесть. Хм. Хм. Хм.
Ловушка была расставлена на меня? Но зачем? Не вижу причин. Ни одной. Да, в былые времена Стражи Антреи представляли собой грозную силу и оказывали огромное влияние на королевскую политику, но сейчас... Уже при моём отце услугами рода Ра-Гро практически не пользовались. Особыми услугами, имею в виду. Поэтому и приходится заниматься не своим делом, помогая Калли в его торговых операциях, чтобы хоть чем-то оправдать средства, идущие на содержание Приюта, да нести самые обычные вахты в порту. Во мне очень мало толка. Да, могу учинить заварушку в пределах собственной извращённой фантазии, но не более. Да, имею право убивать без объяснения причин, но... Когда я пользовался этим правом? В сущности, я вполне безобиден. И всё же кому-то понадобилось под покровом сумерек пробираться в Приют, поливать стены маслом, предварительно «подсушив» дерево, и устраивать пожар с целью... Сжечь старую и всеми забытую картину?
Да, обугленных панелей больше всего именно в алькове, который Хаммис вежливо, но неконкретно обозвал «последней третью коридора». Что же было изображено на полотне? Точнее, кто был изображён?
— Dan Смотритель, — тихо позвали сзади.
— М-м-м?
— Вы того, не серчайте шибко...
Я повернулся и задрал подбородок, чтобы иметь возможность рассмотреть виноватую мину на лице Сеппина.
Да, задрать. Потому что деревянщик, волей судьбы оказавшийся обитателем Приюта и моим подопечным, ростом превосходил меня почти на две головы.
Здоровенный детина с кротким нравом, этот мужчина, являющийся моим ровесником, прибыл в Антрею не просто так, а по приглашению кого-то из вельмож, потому что считался (и вполне заслуженно) очень хорошим мастером по работе с деревом. Разумеется, прибыл не один, а вместе с семьёй — женой и озорными близняшками десяти лет на двоих. Но поскольку пребывание в городе должно было затянуться на несколько месяцев, а то и поболе, Сеппин предстал пред мои светлые очи. А я без сомнений и колебаний (которыми по поводу своей наследственной особенности просто не страдаю) обнаружил в нём склонность к «водяному безумию».
Это стало трагедией. Как для семьи, так и для нанимателя, поскольку из рук сумасшедшего в Антрее запрещено принимать всякие поделки: слишком сильно суеверие, что можно заразиться, даже дыша одним воздухом с несчастным. Возможно, оно не лишено оснований, но я-то знаю, что за все столетия внимательнейших наблюдений подобных случаев выявлено не было, следовательно, риск очень мал. Можно сказать, ничтожен... В общем и целом, парень и его близкие были потрясены. А потом... Честно скажу, я проникся к Сеппину огромным уважением, потому что деревянщик вместо того, чтобы возвращаться назад (не в последнюю очередь в силу того, что хозяйство и мастерская за пределами Антреи уже были проданы, и семья собиралась осесть в нашем городе), потратил все дни и ночи до первых признаков проявления «водяного безумия» на выполнение заказов. Трудился как оглашённый, но всё-таки успел сделать достаточно и обеспечить жене и детям несколько безбедных лет жизни. А я, находясь под впечатлением от сего благородного поступка, выхлопотал у королевы содержание для семьи Сеппина. Пусть не слишком щедрое, но достойное. К тому же, заимев в Приюте собственного деревянщика, можно было существенно сократить расходы на починку мебели, оконных рам и прочей деревянной утвари, обновлять которую в ближайшие годы никто всё равно не стал бы. Ну да, практический подход к жизни, и что? Он не мешает мне по заслугам оценивать чужие качества, равно замечательные и дурные...
— Почему ты решил, что я сержусь?
Сеппин засопел, смешно хмуря пушистые светлые брови. Не знаю, из какой провинции Западного Шема он был родом, но цветом волос мог бы поспорить с яркостью недавней побелки цокольных этажей. Может, выгорел на солнце, может, все его предки отличались подобной «белизной». В любом случае, выглядел великан трогательно и безобидно, но в тот знаменательный вечер, когда я пришёл, чтобы в очередной раз проверить, насколько близко столяр подошёл к своему пределу, моим глазам предстало совсем иное зрелище.
Грубоватые черты широкого лица своим видом вызывали только одно определение: задеревеневшие. А вот глаза, в обычное время светло-голубые, казались чёрными из-за расширенных до опасных размеров зрачков, мечущихся из одной стороны в другую, причём не всегда слаженно. Собственно, это и есть один из признаков «водяного безумия»: потеря контроля над глазами. Причём, заболевший зрения не теряет, но оно становится весьма своеобразным — фокусируется только на предмете, представляющемся воспалённому сознанию угрозой. Разумеется, переступив порог комнаты, таковым предметом стал я.
Не смогу сказать точно, сколько минут или часов потребовалось, чтобы уговорить Сеппина оставить в покое стамеску, сжатую до белизны напряжёнными пальцами. Помню, я только на неё и смотрел, а сам всё думал: пора вынимать шпагу из ножен, или можно ещё несколько вдохов избегать кровопролития. Силы были неравны с самого начала, но вовсе не в том смысле, каковой может привидеться вам.
Да, за моей спиной стояли трое телохранителей. Да, они готовы были закрыть меня от опасности, но только закрыть. И решение, и удар — всё лежало на моей совести. Стража защищает меня от покушений и прочих случаев, способных нанести увечья, но не имеет права вмешиваться в мою работу. Под страхом наказания, и очень сурового. Дело в том, что сейчас любой человек, чьё «безумие» установлено, без долгих проволочек переводится в разряд тех граждан Антреи, которые подпадают под королевскую опеку, а значит, любое нанесение им вреда рассматривается, как преступление против престола. И мои телохранители исключения из себя не представляют: стоит им хотя бы кончиком клинка зацепить... Да о чём я говорю?! Даже ударить кулаком — тюремного заключения не избежать. Дурацкие правила? Не спорю. Но правила прежде всего ДОЛЖНЫ БЫТЬ, иначе моя служба превращалась бы в настоящий произвол.
