— Если получится один раз — пусть хоть неделями шляются тут каждую ночь. — Боманца обрадовало, что к Шаблону вернулась смелость.
— Не можем же мы их выгнать!
— И сами уйти не можем. — Стражники ходили мрачные и злые.
— Шуметь ты сильно будешь, пап? Не сможем ли мы все тут и сделать?
— Думаю, стоит попробовать. Тесно только. Принеси вещи из лавки. А я приберусь.
Когда Шаблон вышел, плечи Боманца опустились. Он начинал нервничать. Не из-за того, что собирался сделать, а из-за собственного предвидения. Ему постоянно казалось, будто он что-то забыл. Но он просмотрел записи четырех десятилетий и не нашел изъянов в избранном подходе. Его формулам сможет последовать любой мало-мальски способный ученик. Он сплюнул в угол. «Трусость антиквара, — пробормотал он. — Старомодный страх перед неизвестным».
Вернулся Шаблон.
— Мама заняла их игрой в метянки.
— А я-то думал, почему Проныра так визжит. Все принес?
— Да.
— Отлично. Спускайся вниз и веселись. Я все установлю и тоже приду. Начнем, когда они улягутся.
— Ладно.
— Шаб! Ты готов?
— В порядке, пап. Прошлым вечером у меня просто истерика была. Не каждый день видишь, как человека убивают призраки.
— Лучше привыкай к подобным зрелищам. Всякое случается.
Лицо Шаблона потеряло всякое выражение.
— Учился ведь украдкой в Черном универе? — Черным универом называли то подпольное отделение, где учились своему ремеслу колдуны. Официально его не существовало. С точки зрения закона он был запрещен. И тем не менее существовал. Боманц закончил его с отличием.
Шаблон коротко кивнул и вышел.
— Так я и думал, — прошептал Боманц и подумал про себя: «И насколько же тебя зачернили, сынок?»
Он возился до тех пор, пока не перепроверил все трижды и не понял, что просто ищет предлог не выходить к гостям. «Ну ты даешь», — пробормотал он себе.
Последний взгляд. Карта развернута. Свечи. Чаша ртути. Серебряные ножи. Травы. Курильницы… Неуверенность все еще мучила его. «Что, черт побери, мог я пропустить?»
Метянки, по сути, были шашками на четверых. Доска тоже была вчетверо больше обычной. Каждый играл сам за себя. Элемент случайности добавлялся тем, что перед каждым ходом игроки бросали кости. Если игрок выбрасывал шесть очков, то мог передвинуть любые свои шашки на шесть клеток. В остальном действовали правила шашек, если не считать того, что шашку противника можно было не брать.
— Они меня бьют вместе! — воззвала к Боманцу Проныра в тот миг, когда колдун спустился с чердака.
Она сидела напротив Жасмин, между Славой и Токаром. Боманц последил немного за игрой. Токар и старшая сестра явно играли на пару. Обычная тактика выживания.
Поддавшись импульсу, Боманц заставил игральную кость выдать для Проныры шестерку. Девочка радостно взвизгнула и принялась двигать шашки. Боманц попытался вспомнить, было ли когда-то и в нем столько же юношеского энтузиазма и оптимизма. Он искоса глянул на девчонку. Сколько ей лет? Четырнадцать?
Он заставил Токара выбросить единицу, позволил Жасмин и Славе получить то, что подаст судьба, потом подсунул Проныре ее шестерку, а Токару — опять единицу. На третий раз Токар проворчал: «Это уже смешно». Равновесие игры нарушилось. Слава была готова оставить его и переметнуться к сестре против Жасмин.
Когда Проныра выбросила еще одну шестерку, Жасмин посмотрела на мужа косо. Боманц моргнул и оставил Токара в покое. Выпала двойка. «Удача возвращается», — проворчал Токар.
Боманц зашел в кухню, нацедил себе кружку пива. Вернувшись, он вновь обнаружил Проныру на грани поражения. Играла она так отчаянно, что для выживания ей требовалось выбрасывать всякий раз не меньше четверки.
Токар же был игроком консервативным, наступал только колоннами, пытаясь занять центральные ряды клеток соседних игроков. Боманцу почудилось сходство с самим собой — сначала удостовериться, что не проиграешь, а потом уже пытаться выиграть.
Токар выбросил шесть очков и пустил шашки гулять замысловатыми кренделями, оттяпав по дороге три шашки у Славы, своего номинального союзника.
«Склонен к предательству, — подумал Боманц. — Это тоже стоит иметь в виду».
— Где Клит? — спросил он Шаблона.
— Решил остаться с грузчиками, — ответил ему Токар. — Думает, что мы тебя очень стесняем.
— Понимаю.
Эту партию выиграла Жасмин, а следующую — Токар, после чего заявил:
— С меня хватит. Садись на мое место, Бо. Увидимся утром.
— С меня тоже хватит, — поддержала его Слава. — Пойдем погуляем, а, Шаб?
Шаблон покосился на отца. Тот кивнул:
— Далеко не заходите. Стража ярится.
— Не зайдем, — ответил Шаблон.
Боманц усмехнулся, глядя на нетерпение сына. Такими же были и они с Жасмин, давным-давно.
— Милая девочка, — заметила Жасмин. — Повезло Шабу.
— Спасибо, — ответил Токар. — Нам кажется, что ей тоже повезло.
Проныра скорчила рожицу. Боманц позволил себе кривую усмешку. Кому-то в этой комнате Шаб тоже нравился.
— Сыграем на троих? — предложил он, — За «болвана» играем по очереди, пока кто-нибудь не вылетит.
Игрокам он позволил кидать как кидается, а «болвану» подворачивал шестерки и пятерки. Проныра пересела на свободное место. Жасмин это позабавило. Выиграв, Проныра радостно завизжала.
— Слава, я выиграла! — поделилась она радостью с сестрой, когда та и Шаблон вернулись с прогулки. — Я их побила!
Шаблон глянул на доску, потом на отца:
— Пап…
— Я сражался, как мог. Но ей с костями везет.
Шаблон недоверчиво улыбнулся.
— Хватит, Проныра, — сказала Слава. — Пора спать. Мы не в городе. Тут ложатся рано.
— У-уу… — Пусть с жалобами, но спать Проныра пошла.
Боманц вздохнул. Тяжелая работа — общение.
Сердце его забилось в предвкушении ночного труда.
Шаблон по третьему разу прочел свои инструкции.
— Все понял? — спросил Боманц.
— Наверное.
— Время тут большой роли не играет. Только торопиться нельзя. Вот если бы мы какого-нибудь идиотского демона вызывали, ты бы у меня свою роль неделю зубрил.
— Роль? — Шаблону полагалось только зажигать свечки и смотреть. И помогать, если отец попадет в беду.
Последние два часа Боманц провел, нейтрализуя заклятия вдоль избранной им тропы. Имя Лунного Пса стало золотой жилой.
— Открыто? — спросил Шаблон.
— Настежь. Почти втягивает. К концу недели сам попробуешь.
Боманц глубоко вдохнул, выдохнул. Оглядел комнату. Его не покидало гложущее чувство, что он что-то забыл. И намека нет, что именно.
