Не было никого, кому можно было бы позвонить по телефону и спросить о плане полета. Мы были сами за себя. Маленький голосок в застенках мозга выбрал момент, чтобы поднять эту раздражающую тему: что, если плохие парни собьют нас в воздухе? Ни в одной из наших бесед никто не рассматривал эту возможность. Во всяком случае, вслух. Ну что ж, пока я был занят этой мыслью, я мог не волноваться, что пойдет дождь.
Старые ремни-крепления вызывали боль в глубине челюсти. Прекрасно, может быть, я смогу найти демона-дантиста! Тряска начинала меня доставать. Умом я понимал, что корабль был в норме. Требовалось много энергии, чтобы выкарабкаться из зоны гравитации. Однако чувства твердили мне, что все мы скоро вылетим в космос в виде миллиона кусочков.
Мои мысли вновь стали поэтическими. А затем все закончилось. Хорошая часть закончилась. Вибрация прекратилась. Я заметил, что потею, словно мизинцы после пятидесяти отжиманий. Затем весь тот вес, с которым я так боролся, просто исчез. Свободное падение.
Нулевая гравитация. И нулевая переносимость нулевой гравитации. Мой живот начал медленные кувырки, в то время как сам я был неподвижен.
Подготовка морпехотинца снова пришла на помощь! Я намерено не ел перед началом игры в космического кадета. Собрав волю в кулак, я мог перенести суровость космоса в течение недели, пока мы не достигнем Марса.
Затем голос командующей Тейлор огласил нашу судьбу. Я услышал это четко и ясно. Она не использовала селекторную связь. Это было той роскошью, от которой мы отказались в пользу этого корабля. Но у нее был громкий голос, и все было открыто, так что кильки в банке не были одиноки. Ее слова пронеслись по всему кораблю:
— Мы сделали это, мальчики. Теперь слушайте вот что. Полет до Марса будет длиться не дольше полтора месяцев.
Я размышляла, какая звезда на небе — их корабль. Я могла не увидеть их отсюда, прячась за старым мусорным контейнером и наблюдая за игрой монстров. Их игра была худшей вещью, какую я когда-либо видела. Флай был бы особенно рассержен, если бы узнал, что я уже отклонилась от плана своего возвращения, составленного Кеном. Он бы сказал: «Джилл, как ты могла быть такой дурой? Каждая минута важна, когда действуешь по расписанию. Вот почему это зовется планом, глупая ты сука».
Нет, он бы не назвал меня сукой. Но мне нравилось думать, что назвал бы. Мне нравилось думать, что я достала его достаточно, чтобы он начал называть обзывать меня. Я называла себя глупой сукой потому, что хотела увидеть, как взлетает корабль. А затем пошла неправильным путем.
У меня было хорошее оправдание, чтобы идти этим неверным маршрутом. Монстры всполошились, когда поняли, что «Бова» не должна была взлетать. Паук, которого поджарили турбинным пламенем, видимо, был кем-то важным, потому что появилось несколько других пауков и начали убивать всех минотавров в поле зрения. Они также пытались убить парового демона, но этот был слишком быстрым для них. Никогда не думала, что нечто столь огромное может бегать так быстро.
Пока монстры были заняты, убивая друг друга, у меня появилась возможность убежать.
Все было бы прекрасно, если бы я пошла в верном направлении. Частью плана было то, что пилоты оставили запасы для меня по маршруту возвращения. Кен планировал, что мой первый шаг будет в точности совпадать с их последним. Впрочем, когда я обнаружила себя на конвенции костлявых и пожирателей огня, я поняла, что совершила ошибку. Они меня не замечали; зато я могла видеть их так же ясно, как днем. Мне хотелось, чтобы зашла луна, тогда бы я спряталась лучше!
Некоторые монстры сражались между собой, но у костлявых и пожирателей огня был союз. Этого нельзя было сказать о демоне, оказавшемся между ними, он был толстым и розовым, Арлин любила называть их «пинки». Я не могла испытывать сочувствия к этой твари. Костлявые — доктор Эйкерман называл их «ревенантами» — стояли полукругом. Пожиратели огня, также известные под чертовски странным именем «арчвайлы», были на другой стороне, замыкая круг.
Между ними сверкал костер.
Пожиратели огня могли контролировать их огонь лучше, чем я думала. Они посылали тонкие линии пламени, которые жгли пинки задницу. Тот визжал. Флай всегда говорил, что эти розовые ассоциировались у него со свиньями.
Пинки перепрыгнул через костер и помчался прямо на костлявых. Те издали звук, напоминающий одновременно грохот костей и удушливый смех. Они не хотели портить себе развлечение, используя ракеты. Было похоже, будто они научились этому у уличных хулиганов: они били и кололи свою жертву палками. У одного из них были настоящие вилы, которые он, вероятно, взял на ферме. Когда пинки развернулся, чтобы убежать от своих мучителей, костлявый ткнул его своими вилами в задницу. Если бы это не было так больно, я бы рассмеялась. Но не было ничего забавного в том, как пинки в конечном счете упал в костер, на котором с хрипом и визгами умер. Мне стало интересно, будут ли костлявые и пожиратели огня его есть.
Мне стало интересно, едят ли они вообще.
Пока они толпились вокруг жареной свиньи, я уползала прочь. Если у меня получится вернуться той же дорогой на базу, огибая периметр, я, возможно, смогу и дальше следовать тому плану, который Кен для меня разработал. Если хотя бы часть того, во что верил Альберт, была правдой, и Бог действительно смотрел на нас, моей единственной молитвой было вернуться на след. Если монстры и выпустят мне кишки, то пусть это случится, когда я буду делать то, что задумала.
Когда Арлин зачитывала мне большую лекцию о взрослении и становлении ответственной, она ничего не сказала такого, к чему я уже не пришла сама. Я могла бы сказать все об этом даже лучше, чем она.
Взросление означало преодоление страхов. Той далекой ночью, когда Арлин и Альберт отправились в супермаркет в Зомбилэнде в поиске гнилых лимонов и лаймов, у нас с Флаем состоялась беседа. Он спросил меня, что бы я пожелала делать на войне. Он хотел знать, стала бы я пытать врагов, даже если врагами окажутся люди.
Я никогда не переставала думать об этом его вопросе. Когда я ослушалась приказов на самолете и отказалась лететь на Гавайи без Флая и Арлин — это был признак взросления. Я бы не оставила своих друзей. Этим все сказано. На «Бове» я чувствовала, что они отпускают меня.
Арлин было легче сказать, что она не хочет брать меня с собой, потому что я не подготовлена к этому, чем признаться, что она любит меня.
Флай и Арлин просто не знали, как говорить кому-то о своей любви. Альберт знал. И я тоже этому научилась. Но я была готова поставить все боеприпасы на планете на то, что Флай и Арлин никогда не научатся. Но это не имело значения. Я любила их. Даже теперь, когда они улетели, я не забуду их. Я смотрела на ночное небо, гадая, какая из звездочек — их корабль. Я пообещала им, что меня не убьют раньше, чем я вернусь к намеченному плану. Я буду хорошим солдатом. Так будет до тех пор, пока не появится необходимость делать действительно необычные вещи.
