— Да.
— А вы знали, что тут есть обычай покупать шарики и загадывать на них желание? — неожиданно вспомнил Олаф. — Я купил один и подарил старику.
— И что он загадал? — заулыбалась девушка.
— Не знаю. Я не спрашивал, — он ответил на ее улыбку, потом поднялся и протянул ей руку. — Может, лучше куда-нибудь пойдем, чем сидеть на мокрой траве? Хотите, я куплю для вас шарик, и вы выпустите его в облака? Чем дольше не потеряете его из вида, тем больше вероятность исполнения желания.
Она согласилась.
Но на мосту уже не было торговцев. Да других жителей Темьгорода было не так уж много. Только прогуливались чудаковатого вида особы, выгуливая впереди себя петушков на привязи. Птицы забавно трясли гребешками и высоко задирали хвосты. Их хозяйки: одна довольно грузная с вислыми собачьими ушами, а другая, напротив, мелкая, худая с черной впадиной вместо носа — тихо беседовали между собой, и не обращали никакого внимания на пару молодых людей, впервые оказавшихся в этом городе.
— Не судьба, — развела руками Летта, но разочарования в ее запахе не было.
— Тогда просто погуляем, — предложил Олаф.
Они бродили до вечера, и исходили довольно небольшой город вдоль и поперек. Их удивляла архитектура и жители, сама атмосфера и дух Темьгорода. Тут собрались не бесталанные люди, тем не менее, отвергнутые Имперским советом, безжалостно и бесповоротно. Не имеющие возможности вырваться из замкнутой рекреации физически, духовно её жители оказывались свободнее, чем все остальные имперцы. Это поражало.
В сумерках Олаф и Летта вернулись на мост, а потом подошли к зданию мэрии. Там во всех окнах, включая белую башенку, горел свет. Приветливо распахнутая дверь будто приглашала всех мимо проходящих. Но никто особенно не спешил посетить место службы Моргера Тута, упомянутого в записках отца девушки.
Коридоры мэрии были пусты. Светильники зажигались по мере того, как к ним приближались посетители, и медленно гасли за их спиной, поэтому наблюдался некий постоянный полумрак. Деревянные скамейки, стоявшие то тут, то там вдоль стен, были отполированы до глянца, но над этим потрудились специально, а не спины и штаны страждущих способствовали этому. Все выглядело так, будто Моргер Тут — единственный, кто в данное время находится в здании, хотя, вероятно, за закрытыми дверями работали незаметные служащие и выполняли свои какие-то непонятные на праздный случайный взгляд функции.
В одном из ответвлений коридора стояла приемная арка. Не более богатая, чем осталась на станции Олафа, но сделанная не из каменных тяжелых блоков, а из какого-то неизвестного молодому человеку материала, светлого и пористого, довольно прочного на ощупь. Проводник привычным взглядом заметил некоторое сгущение воздуха под каменным сводом.
Летта же с некоторым опасением глянула на арку, словно та сама могла перенести девушку, без согласия и дополнительных средств.
— Подумать только, составь картограф мою путевую карту правильно, я бы еще шесть дней назад оказалась тут, — девушка и удивлялась, и огорчалась одновременно, — мы бы никогда не встретились, вы бы спокойно работали на своей станции, а моя проблема была уже решена, так или иначе.
Юноша не понимал, от чего это смешение эмоций — от того ли, что ей хочется, чтобы так произошло, или, напротив, ужасает вероятность существования иной реальности, только что озвученной ею.
— Все могло бы быть, только "бы" мешает, — криво усмехнулся он.
Летта пахнула смущением. Наверное, она стала бы сейчас пунцовой, если б обладала обычной пигментацией.
— Нет, вы не сомневайтесь! Я очень рада нашей встрече! — горячо заверила девушка и уверенно пошла вперед по коридору, будто знала, куда идти.
Олаф замер на мгновение и в полной тишине услышал негромкое звяканье ветродуя. Мимо тот час прошмыгнул кто-то верткий и неприметный, как крыса-переросток. Дернув за рычаг, служащий отступил от арки и принялся всматриваться в сгущающийся под сводом туман. Юноша предпочел не дожидаться завершения материализации кого бы то ни было, или чего бы то ни было, а быстрым шагом принялся догонять Летту. В конце концов, эта ветряная установка не находится в его ведомости, и его совершенно не касается, кто окажется внутри.
Летта уже сворачивала по коридору направо. Эта часть здания оказалась более освещенной и яркой. На стенах висели гравюры и картины, написанные неизвестными художниками, возможно жителями Темьгорода. На полу была расстелена мягкая ковровая дорожка. Из-под единственной в этом крыле двери пробивался свет.
— Думаю, Моргер Тут находится там, — обернулась к догнавшему ее Олафу девушка.
— Может быть. По крайней мере, просто зайдем и спросим, — юноша постучался, и услышав негромкое "Входите", повернул ручку.
Помещение впереди оказалось небольшим и довольно скудно обставленным: пара стульев, этажерка с бумагами, протертый тканый ковер, гардины с пожелтевшими от старости шторами и длинный стол, за которым сидел пригласивший их человек. Поскольку над столешницей едва виднелась его ушастая безволосая голова, но зато вперед довольно далеко выступали икры, обтянутые полосатыми чулками, и огромные неказистые кожаные ботинки на толстой подошве, было сложно определить какого незнакомец роста. При виде девушки он подтянул ноги и привстал. Непропорциональность сложения еще сильнее бросилась в глаза: казалось, к туловищу карлика приставили ноги великана. Одет незнакомец был в черный фрак, наглухо застегнутый под воротничок. На его лице примечательно выделались упрямо сжатые губы и прищуренные небольшие глазки. У него не было возраста, запаха и настроения. Казалось, он одинаково ровно отнесется к любому событию в Империи и в этом отдельном помещении. Голос у хозяина кабинета был глухим и неэмоциональным:
— Чем могу служить?
— Мы ищем Моргера Тута, — поклонившись в приветствии, ответил Олаф.
— Это я.
Летта вытащила страницы с записями отца, расправила и отдала мэру. Он довольно бегло просмотрел их, а потом вернул хозяйке.
— Простите, все — равно не понимаю.
— Я дочь Роная Валенса.
— Ну, это-то я как раз понял, — мэр улыбнулся кончиками губ, не стараясь как-то облагородить улыбку наличием душевности и теплоты. — Я имел честь быть знакомым с этим достопочтенным господином. Как его дела?
— Отца уже давно нет. Я — сирота.
— Сожалею, — Моргер просто говорил, будто механическая игрушка, обученная речи, в его запахе не было ни оттенка эмоциональной составляющей, что было совершенно непривычно для Олафа.
Юноша прислушивался к своим ощущениям, как мог. Ощущалась неуверенность Летты, какие-то иные чувства, витающие в душах присутствующих в этом здании, но мэр был бесстрастным совершенно. Проводник чувствовал себя разом оглохшим и ослепшим. Оказалось очень сложным существовать без собственного дара, даже если исключение составлял всего лишь один темьгородец.
