Теплый апрельский день сменился прохладным вечером, но Йока не замечал ни холода, ни наступавших сумерек.
Книга состояла из множества рассказов: люди говорили о своих встречах с призраками, и не только обычные люди, но и чудотворы. И, конечно, самыми интересными оказались рассказы об оживающих покойниках. Только в книге все это было не так, как в детских сказках или маминых журналах. Чудотворы далеко не всегда вовремя приходили на помощь, некоторые имена под рассказами заключались в черную рамку: напечатано посмертно. Под некоторыми была приписка: ныне находится в клинике доктора Грачена. И если смерть Йоку не пугала, то оказаться в сумасшедшем доме он не хотел. Да и рассказы были сухими, перечисляли факты без описаний, преувеличений и прочих красивостей. Некоторые из них принадлежали чудотворам, что прибыли на место происшествия слишком поздно, и тогда информация сводилась к нескольким строкам: нашли тело там-то, нет признаков насильственной смерти (или есть), нет оснований считать, что в помещение кто-то проник. Напротив: как правило, речь шла о запертых (а то и подпертых мебелью) дверях, плотно задернутых шторах (а иногда и закрытых ставнях).
То, что в маминых журналах казалось сказками, придуманными для красного словца, в этой книге таковым уже не было: росомаху перед появлением призрака видел каждый десятый потерпевший. Да и вороны упоминались часто.
Йока перебрался в комнату, когда за окном совсем стемнело и он перестал разбирать буквы. Ему вовсе не хотелось включать солнечный камень: рассказы растеряли остроту, стоило свету упасть на страницы книги.
Солнечные камни пугали призраков. И недаром чудотворы предписывали остальным держать в домах ночники и вешать солнечные камни над входными дверьми: призраки появлялись лишь в тех домах, где на свете экономили деньги.
Отец, как всегда, вернулся домой поздно — Йока слышал, как по гравию прошуршали шины авто, хлопнула дверца. Он машинально отметил этот факт и тут же забыл о нем, продолжая читать: ему хотелось обнаружить связь между появлением призраков и мрачунами. И когда отец вошел к нему в комнату, даже не оглянулся.
— Йока, уже поздно, — отец заглянул ему через плечо, — тебе давно пора спать.
— Ага, — кивнул тот, не отрываясь от книги.
— Такая интересная книга?
— Ага.
— Опять о путешествиях? — отец улыбнулся.
— Нет. О призраках.
— О призраках? — в голосе отца промелькнула тревога. — Не позволишь мне взглянуть?
Йока недовольно оторвался от чтения и молча протянул книгу отцу. Тот долго смотрел на переплет, поворачивая ее в руках, потом пробежал глазами оглавление и спросил, жестко и требовательно:
— Где ты ее взял?
Йока пожал плечами и невозмутимо ответил:
— Мне дал ее профессор Важан.
— Я не ослышался? — отец присел на стул рядом с Йокой.
Йока повернулся к отцу лицом и с вызовом посмотрел ему в глаза:
— Нет. Я сегодня был у него. Мы обсуждали основной постулат теоретического мистицизма. И он дал мне эту книгу.
— Вот как? Ты ездил к профессору Важану? Зачем?
— Я подумал над твоими словами и решил, что действительно выглядел наглецом и грубияном, — едва сдерживая смех, серьезно сказал Йока, — и решил перед ним извиниться.
Отец опешил от такого ответа, и Йока со злостью подумал, что так отцу и надо: нечего в глаза говорить одно, а за глаза — другое. Если бы отец не стал читать нотаций, а честно сказал, что стоит на его стороне, может быть, тогда Йока не посчитал бы его заступничество подачкой. Пусть отец знает, что он в заступничестве не нуждается, тем более в тайном, и сам может выяснить отношения с Важаном.
Дурачком отец не был, но и предположить, что Йока подслушал позавчерашний разговор в библиотеке, не мог. Чувствовал, что в словах Йоки кроется подвох, но в чем он состоит, не понимал. А главное — не мог возразить.
— Что ж… Похвально… Но мне кажется, такие книги тебе читать рановато.
— Наверное, учителю видней, что мне рано читать, а что — нет.
— Важан преподает вам историю. И, насколько я знаю, теоретического мистицизма в программе нет.
— Ну и что? У нас есть философия, где как раз говорится о теоретическом мистицизме.
— Йока, послушай. — Отец поменял тон и придвинулся ближе. — Профессор Важан — уважаемый педагог, преподаватель университета. Но вместе с тем он заметный человек в партии консерваторов. Я не имею ничего против его преподавания истории, но мне бы не хотелось, чтобы он влиял на твое мировоззрение. Ты меня понимаешь?
— Ты так говоришь, потому что консерваторы сочувствуют мрачунам?
— Не только. Но и поэтому тоже. Эта книга опасна для молодых умов.
— Это же не запрещенная книга, — равнодушно повел плечами Йока.
— Нет, это не запрещенная книга. Но, во-первых, в ней слишком много насилия, а во-вторых… Ее писали не для того, чтобы подростки строили догадки и делали для себя ошибочные выводы.
— А профессор Важан дал мне ее как раз для того, чтобы я сделал собственные выводы. И, знаешь, тут написано много такого, что очень сильно расходится со статьями в твоих газетах, — Йока усмехнулся.
— Именно поэтому я и назвал книгу опасной. Слишком легко сделать неправильный вывод. Еще легче — начать фантазировать и распускать глупые слухи.
— Конечно! Мне целыми днями твердили, что страх перед росомахой — это глупые суеверия. А оказалось — это вовсе не суеверия. Они все что, меня обманывали?
— Вот видишь… Нет, никто не пытался тебя обмануть. Призраки — малоизученная область нашей жизни. И причастность росомахи к их появлению — не более чем предположение. А на предположениях жизнь не строят.
— А я тебе скажу, какие выводы я сделал, — широко улыбнулся Йока. — Призраки малоизучены только потому, что существует основной постулат теоретического мистицизма. Если бы не существовало утверждения о том, что они есть абсолютное зло, их бы уже давно изучили вдоль и поперек!
Отец побледнел и отстранился:
— Это тебе сказал профессор Важан?
— Нет конечно! Он, как и все вы, тоже говорил о том, что этот принцип незыблем. Только я-то вижу, что это полная ерунда!
— Йока, ты ничего не понимаешь. Ты не понимаешь, что́ ты сейчас говоришь.
— Отлично понимаю. Так говорят мрачуны, правильно? Это они придумали оккультизм вместо теоретического мистицизма. Ну и что? Даже если мрачуны столь ужасны, не могут же они ошибаться во всем?
— Совершеннолетнего я бы за эти слова отправил в тюрьму, — вздохнул отец, — поэтому я прошу тебя: никогда и никому этих слов не повторяй. Есть вещи, в которых ты ничего не смыслишь.
— Тогда объясни мне, почему никто не изучает призраков? Сказали — абсолютное зло, и все должны поверить? Но это же глупо!
— Нет, это не глупо. Призраки приходят в этот мир и отнимают человеческие жизни. Они враждебны нам. И для науки неважно, почему они это делают.
— А для меня — важно! — вспыхнул Йока. — И я хочу это знать. Почему все сразу начинают обвинять меня в том, что я заодно с мрачунами? Я призраков не вызываю.
— Иногда любопытство бывает очень опасным. Именно поэтому оставь изучение призраков чудотворам. Уверяю тебя, ответ на твой вопрос не так важен, как твоя жизнь и рассудок. Понимаешь меня?
— Я всего лишь читаю книгу, — проворчал Йока.
— Я и не отнимаю у тебя этой книги. Но мне бы хотелось, чтобы ты не переходил от теории к практике. А тебе, я чувствую, очень хочется самому удостовериться в правдивости этих историй.
— Да не собираюсь я ничего проверять. Можешь за меня не беспокоиться.
— Если бы ты всегда говорил мне правду, я мог бы тебе поверить, — улыбнулся отец вполне добродушно, но Йока его добродушия не оценил.
— Если бы ты всегда говорил правду мне, я бы, возможно, тоже не стал тебя обманывать, — буркнул он себе под нос и добавил погромче: — Получается, что моя правда всегда оборачивается против меня.
— Ты еще ребенок. И мое дело — защитить тебя и уберечь от ошибок.
— Сам говорил, что чудотворы становятся совершеннолетними в четырнадцать лет!
