Она могла только наблюдать, как на голову Даждьросы накидывают кожаный мех, вроде того, в котором зимой Горыныч уволок Забаву. Потом такой же мех оказался и на ее голове, окончательно закрывая обзор. Ее, точно поклажу, взвалили на плечи и куда-то понесли.
Ну вот и все. Не гулять им с Яромиром на веселой свадьбе, не летать ей лебедкой по поднебесью, не растить детушек ящеров и русалок, не радоваться победе над Кощеем. Те, кто не хотел выходить на битву, намереваясь ради защиты рудников и своего благополучия идти на любые сделки, все за сородичей решили. Забыли только, что Кощей обещаний никогда не держит. И двумя русалками обойтись вряд ли удастся.
Вот только Лана с Даждьросой это мрачное будущее уже вряд ли увидят. Добровольно свой дар Лана Кощею не уступит, да и Даждьроса тоже. Вопрос только в том, насколько быстро и безболезненно он им обеим позволит умереть. Вместе вроде бы не так страшно, хотя предыдущая встреча с Хозяином Нави до сих пор вызывала оторопь. Вот только сумеет ли она сохранить стойкость, наблюдая за мучениями сестры. Да и выдержит ли Даждьроса все, чему их могут подвергнуть. Хотя дочь Хозяйки Медных гор унаследовала присущую ее роду твердость характера и силу духа, Кощей умел изобретать такие муки, которые не выдерживали даже каменные великаны.
Сдюжит ли она, когда ее плоть начнут терзать чудовища ледяных пустошей, а другие мерзкие твари выклюют ей глаза или отложат под кожу личинок. А что, если Кощей отдаст ее на потеху своим заклинателям и демонам, точно других пленниц и не только из числа смертных? Но разве жалкое существование в зачарованном саду, где все деревья и их плоды сделаны из золота, куда никогда не заглядывает солнце и нет надежды на спасение лучше?
Погруженная в свои безрадостные мысли, больше напоминающие уже бредовые видения, медленно впадающая в оцепенение, точно рыбка или лягушка во льду, Лана не сразу поняла, что вокруг что-то происходит. Потом до ее затуманенного предобморочной пеленой слуха донесся произнесенный родным, любимым голосом зычный возглас:
— Измена!
В отравленном черной тоской-кручиной, бьющимся все медленней сердце затеплилась надежда. Неужели не чудится? Неужто Яромир и вправду их отыскал?
Похоже, ощущения не обманывали. Голос звучал все ближе, хотя слова, которые он произносил, годились, только чтобы отгонять костлявую навь, чем ящер и занимался. Вот только из уст любимого сейчас даже кощунственная брань звучала сладкой музыкой, а звон его меча разливался звонче любых гусельных переливов. Даже сквозь толстый кожаный покров, мешавший дышать, из-за чего не только заклинания забывались, но самые простые мысли путались, Лана слышала лязг оружия и звуки борьбы. Кто именно из похитителей противостоял ее любимому и как ящер справлялся, оставалось только догадываться. Впрочем, на узких улочках возле стен и один боец мог бесконечно долго держать оборону, а Яромир даже в человеческом обличии в сшибках на мечах или в борьбе без оружия уступал иногда только Велибору.
— Лана, Даждьроса, держитесь!
Держаться действительно приходилось. Причем буквально из последних сил, балансируя впотьмах и пытаясь не потерять сознание да и просто уцелеть. Пытаясь во что бы то ни стало вынести добычу из града и уйти от неминуемой расправы, похитители перешли на бег. Лану, которая в своем мешке все еще ничего не видела, нещадно мотало из стороны в сторону. Несколько раз, во время крутых поворотов она задевала обо что-то твердое, пару раз стукнулась головой. Похитители не особо церемонились. Хорошо, что плотный мех хоть как-то предохранял, смягчая удары.
К тому же в какой-то момент Лана почувствовала, что сдавившее шею ледяное заклинание, слабеет. Видимо, тот, кто его наложил, расстался с жизнью или же рядом с Яромиром оказался достаточно сильный, кудесник, способный ледяные чары Нави расплетать. Лане показалось, что она слышит звуки знакомой свирели. Собрав остаток сил, она принялась извиваться и бить своего носильщика ногами.
— Куда трепыхаешься, курва! — попытался приструнить ее похититель, чей голос показался смутно знакомым.
Не сбавляя темпа, он стиснул ее сильнее, потом ударил пониже спины. Но Лана, к которой возвращались проблески магии, тоже нащупала одну из чувствительных точек и направила туда заклинание, которым обычно выжигала из ран скверну.
Похититель выругался, сгибаясь пополам, и уронил Лану. Хотя удар об землю едва не вышиб из легких весь воздух, она попыталась вскочить или хотя бы скинуть докучный мех, готовая, если потребуется, продолжать борьбу. К счастью, рядом раздались шаги и голоса. Разбуженные шумом ящеры спешили к месту преступления. Кромешнику оставалось только бросить добычу и искать путь к спасению. А Лана оказалась в объятьях того, кого не чаяла уже в этой жизни увидеть.
— Ланушка, лапушка, да как же такое получилось? Неужто я мог тебя потерять? — приговаривал ящер, осторожно снимая мешок и вытирая об него запятнанные чужой кровью меч и руки. — Отзовись, хоть словечко молви, — беспокоился он, пытаясь понять, насколько его любимая нуждается в помощи целителей.
Лана, конечно, хотела отозваться. Сказать, что ничего страшного с ней не случилось. Но только жадно глотала ртом хлынувший в легкие воздух, непослушными пальцами сжимая руку любимого. Хотелось провести весь остаток дней, не размыкая объятий, не думая ни о чем. Потом, когда разум немного прояснился, пришла мысль о сестре. Удалось ли ее отбить? Или похитители сумели хотя бы частично осуществить свой черный замысел.
— Даждьроса, — кое-как вымолвила она, чувствуя, что язык не слушается, а мысли связываться все еще не желают.
— Да вон она, — слегка виновато и растерянно отозвался Яромир, указывая на освобожденную от меха сестру, возле которой хлопотали целительницы и Медведко.
Велибор отрешенно стоял в стороне, разглядывая остывающие трупы похитителей, которым не повезло оказаться на пути меча Яромира. Хотя ящер истинного обличия не принимал, от его гнева не ушел никто. Вещая дудочка Медведко помогла снять с русалок чары.
— Мы после совета зашли вас проведать, мало ли что, — указывая на смертного товарища, объяснял такое своевременное появление ящер. — Спросили у Веды и других русалок, они хватились, а вас нет. Хорошо, домовой из лечебницы видел, как вы уходили вместе с каким-то незнакомым челядинцем, и смог указать, куда. Мы решили пойти следом и почти что успели.
Лана в упоении кивала, не желая размыкать объятий, хотя на тихой улочке, привлеченный шумом, собирался народ. По щекам текли запоздалые слезы. Даждьроса, пришедшая в себя чуть раньше, смотрела на нее с облегчением и легкой завистью. Велибор тоже после совета отправился к лечебнице, но, проверив, что с сестрой все в порядке, ушел на стены и прибежал, привлеченный шумом, вместе с остальными, когда все уже закончилось.
Меж тем тихое безмолвие ночи окончательно разорвали не только огни, но и встревоженные голоса. Те из горожан и переселенцев из посада, которые не несли дозор на стенах, спешили к месту преступления, передавая друг другу, что удавалось услышать и узнать, и не без труда протискивались вперед старейшины.
Громче всех случившимся возмущался боярин Змеедар.
— Да что же это такое? В дни лихолетья, когда всем: и ящерам, и смертным надо сплотиться перед лицом беспощадного врага за стенами священного Змейгорода дела кромешные творятся. Неужто защита батюшки Велеса не уберегла от крамолы? Неужто нашим женам и дочерям нельзя по городу спокойно ходить? Последние времена настают!
По странному стечению обстоятельств он прибыл раньше других и теперь в ужасе разглядывал трупы кромешников, которых пока никто не сумел опознать, даже когда с них сняли берестяные личины и рогожные скураты, под которыми они прятали лица. Хотя боярин говорил весьма убедительно, выражая мнение большинства горожан, у Ланы его речи вызвали оторопь. Не поверил сказанным не от сердца речам и Яромир.
— Не ты ли, почтенный, только нынешним утром призывал дочерей Водяного на глумление супостату отдать? — пылая праведным гневом, сдвинул брови ящер. — Неужто за такой короткий срок одумался?
