Прутик скривился от боли. Глаза его наполнились слезами: он до крови искусал губы, но не проронил ни звука.
— Я расчесываю волосы дважды в день, — произнесла девочка, тряхнув огненно-рыжей копной волос. Она придвинулась поближе к Прутику. — Но скоро, — прошептала она, — у меня все волосы выпадут. Все до одного. И тогда я стану злыднетрогом. Как маманя.
Прутик кивнул с сочувствием.
— Жду не дождусь! — воскликнула Мэг, удивив Прутика. — Прутик, миленький, ты даже представить себе не можешь, как это здорово! Злыднетрог! — Она отложила расческу. — Да ничего ты не понимаешь! Это потому, что ты мужчина. А мужчины…
На секунду замолчав, она вытащила пробку из маленького флакончика и, накапав немного темно-желтой, густой жидкости себе на ладошку, принялась втирать ее в голову Прутика. Раствор имел сладковатый запах, но оказался едким: кожу стало саднить, глаза покраснели, веки вспухли.
— А мужчины, — продолжила она, — не могут быть злыднетрогами. — Девочка снова сделала паузу. Затем, взяв пучок волос, она разделила его на три прядки и заплела косичку. — Маманя говорит, что все дело в корнях. Знаешь, что такое дуб-кровосос?
Прутик содрогнулся при одном упоминании этого кровожадного, плотоядного дерева. Он с благодарностью погладил жилетку из ежеобраза.
— Помнишь, Прутик, красноватый корень, который мы видел на пути сюда? — продолжала девочка, вплетая бусины в косичку. — Тот, который я запретила тебе есть. Это дуб-кровосос. Для мужчин это яд, — добавила она шепотом. — А для женщин — нет.
Она засмеялась, отделяя еще одну прядь волос на голове у Прутика.
— Благодаря этому корню мы, злыднетроги, такие здоровые и сильные. Как моя мамочка. Знаешь нашу поговорку?
Хочешь быть большой и страшной — на обед ешь корень красный.
Прутик снова вздохнул. Корень красный… Уж он-то хороню знаком с дубом-кровососом! В животе у него заворчало. А Мэг тем временем, отделив еще одну прядь, принялась заплетать следующую косичку, нанизывая на нее бусинки.
— Какой ты хорошенький получился, Прутик! — воскликнула девочка. Прутик скривился. — Конечно, — в задумчивости продолжала она, — нашим мужчинам это не очень нравится. Знаешь, какие они противные? Ходят, гремя костями, тощие, гадкие, пронырливые, и ябедают друг на друга. — Она брезгливо сморщила нос и, вздохнув, продолжила: — Все же какая-то польза от них есть. Должен же кто-то готовить и прибираться в доме?
«Как хорошо, что я всего лишь живая игрушка», — подумал Прутик.
— Как-то раз они решили взбунтоваться, — продолжала девочка. — Это было еще до моего рождения. Они все собрались и отправились поджигать наш Главный Дуб-Кровосос. Злыднетроги так рассердились, что избили их до полусмерти. Наставили им синяков! И с тех пор они ведут себя тихо, — добавила она, злобно ухмыльнувшись. — Никудышный народец!
Прутик почувствовал, что еще три бусинки вплетены в его косички.
— Но с тех пор, — более спокойным тоном заговорила она, — главные корни всегда охраняются. — Она замолчала на несколько секунд. — Ну вот и все! Повернись-ка, Прутик. Дай-ка я на тебя погляжу!
Прутик повернулся.
— Просто замечательно! — восхитилась она. — А теперь пойдем, деточка. Пора завтракать!
Дни шли за днями, и поскольку в пещере у трогов никогда ничего не менялось, трудно было сказать, сколько времени утекло с тех пор, как мальчик попал сюда. Казалось, Мэг всегда будет подстригать ногти у него на руках и ногах. В последний раз, когда хозяйка делала ему прическу, она заметила, что волосы у него сильно отросли.
Жизнь его была легкой и безмятежной: Мэг и другие девочки баловали его, возились с ним. Но подземный мир угнетал его. Ему не хватало свежего воздуха, дуновения ветра, пения птиц, небесной синевы. Больше всего Прутик скучал по толстолапу.
Самым удивительным в его жизни под землей, под Дремучими Лесами с их опасностями и ужасами, было то, что у него теперь образовалась масса свободного времени для размышлений. Здесь не приходилось добывать еду, отыскивать место для безопасного ночлега. Здесь у него было все необходимое. Оставалось только привести в порядок мысли.
С самого начала, когда он появился у злыднетрогов, Мэг не спускала с него глаз. Вскоре, однако, новая игрушка ей надоела, и она частенько стала уходить одна, надев на мальчика ошейник и посадив его на цепь.
Цепочка, которой мальчика приковывали к кровати, была достаточно длинной, чтобы он мог свободно расхаживать по капсуле, но как только он натягивал цепь до предела, ошейник больно врезался в шею, напоминая, что он пленник.
Но может быть, он наконец найдет тропу, которая приведет его домой, к его семье? Вот обрадуется Спельда, что ее сын вернулся. Даже Тунтум, наверно, улыбнется, хлопнет его по спине и позовет с собой рубить деревья. Все будет иначе! Он станет таким, как все, будет работать с утра до ночи, будет стараться походить на лесных троллей во всем: делать все, как они, думать, как они… И уж никогда больше не сойдет с тропы!
Ошейник душил его. У него мелькнула мысль, а не станет ли он таким же пленником, если вернется к лесным троллям? Сколько бы ни старался он быть таким, как они, ничего не получалось.
А где теперь Птица-Помогарь? Что с ней? «Наверно, ей надоело опекать меня», — горько подумал мальчик. «Ищи свою судьбу за Дремучими Лесами!» — сказала она ему. Прутик усмехнулся.
— За Дремучими Лесами! Скорее не за, а под. Моя судьба в том, чтобы быть игрушкой у избалованного, испорченного ребенка! Ах, Хрумхрымс! — выругался он.
Мальчик услышал какой-то шорох и умолк: здесь опасно разговаривать даже с самим собой!
В следующую секунду Мэг с шумом ворвалась в капсулу. Через руку у нее был переброшен сложенный в несколько слоев лист коричневой бумаги.
— Мне велено готовиться, — взволнованно объявила она.
Разложив бумагу на полу, она принялась рисовать.
Прутик, широко раскрыв глаза от изумления, наблюдал за ней.
— Прутик, душенька, — улыбнулась девочка. — Скоро мне сделают татуировку на спине вот по этому рисунку.
Прутик с еще большим интересом стал разглядывать картинку. На ней была изображена массивная, мускулистая женщина-злыднетрог. Она стояла, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Лицо ее имело весьма свирепое выражение.
— Мы все такие, — с гордостью объяснила девочка.
Прутик сложил губы в улыбке. Он указал на картинку, затем на Мэг и потом снова на картину.
— Да, это я, — кивнула она. — Вернее, скоро стану такой.
Прутик указал на себя и склонил голову набок.
— Ах, Прутик, — нежно прошептала она, — я всегда буду любить тебя.
