Гера не пошевелилась. Ее губы по-прежнему были плотно сжаты.
— Предлагаю не тратить время на светскую беседу, — продолжил Аполлон.
— Я бы предпочла вообще не тратить время на беседу, — ответила Гера, — но, как я вижу, ты не оставляешь мне выбора.
— У меня есть сведения, — сообщил Аполлон. — Сведения, которые, возможно, тебя…
— Короче, — прервала его мачеха.
Аполлон проглотил неприятный комок в горле и сказал:.
— Ну так вот, в доме назревает заговор против тебя.
— Поразительно, — ответила Гера, — а я всегда считала себя всеми любимой богиней..
— В настоящее время, — продолжал Аполлон, — заговорщики собрались в гостиной, чтобы обсудить свои черные замыслы на твой счет.
Ему отчаянно хотелось сгустить краски — например, использовать более мрачное слово, чем «гостиная», но слово «зал» было еще хуже, а других синонимов он так и не подобрал.
— И что с того? — произнесла Гера, все так же глядя ему в глаза.
Аполлон опустил взгляд на павлинов, которых его слова уж точно ничуть не заинтересовали: они, не обращая на него никакого внимания, стали клювами толкать друг другу комок твердой грязи. Он вновь поднял глаза на мачеху и сказал:
— Они задумали погубить тебя.
Гера пожала плечами:
— У них ничего не выйдет. Это все, что ты можешь сказать? Если так, можешь идти.
— И Зевса.
— Что-что?
На бесстрастном лице Геры впервые отразилось какое-то подобие интереса.
— Они собираются убить не только тебя, но и Зевса.
— Они не посмеют сделать это, — произнесла Гера, но голос ее прозвучал немного нервно.
— И почему же? — спросил Аполлон. — Ведь как Зевс получил свою должность? Он убил своего отца. И его отец убил своего отца…
— Зевс сильнее, чем тебе кажется, — заявила Гера. — Он еще не готов умереть.
— У тебя встревоженный вид, — заметил Аполлон.
— Я спокойна.
— А мне кажется, что нет.
— Я спокойна.
Аполлон стал ждать. Гера устремила безжизненные глаза на лестницу. Аполлон молчал.
— Откуда мне знать, что ты говоришь правду? — спросила Гера.
— А зачем мне лгать?
— А зачем тебе говорить мне правду?
Аполлон задумался.
— Может быть, я пытаюсь макнуть своих братьев и сестер лицом в дерьмо, — наконец сказал он.
Теперь задумалась Гера.
— Что ж, признаю — это в твоем стиле, — произнесла она.
Но развивать свою мысль Гера не стала. Она по-прежнему сидела на своем стуле, не шевелясь.
— Если ты думаешь, — сказал Аполлон, — что я задумал отвлечь тебя, чтобы убить Зевса самому…
Гера невольно дернула бровью, и Аполлон понял, что его догадка верна.
— Так вот, можешь не тревожиться — это не так. Клянусь.
Гера была неподвижна.
— Клянусь Стикс, — добавил Аполлон.
Гера по-прежнему не шевелилась.
— Ладно, клянусь Стикс, что я пришел сюда не для того, чтобы убить Зевса или причинить ему вред. Довольна?
Гера встала. Лишь ее павлины знали, когда она покидала свой стул в последний раз. Тем не менее это вышло у нее довольно удачно — по крайней мере, суставы не трещали и не щелкали.
— Подожди здесь, — сказала она. — Охраняй его. И еще, Аполлон…
— Да?
— Если ты хоть немного любишь его, если в твоем крошечном сердце осталось хоть немного преданности ему, ты не откроешь эту дверь.
— Можешь не волноваться на этот счет, — заверил мачеху Аполлон. — Я не хочу видеть его в таком состоянии.
Гера тут же отвесила ему пощечину.
— Это за неуважение к отцу, — пояснила она.
Аполлон кивнул. Ради поставленной цели он был готов пожертвовать своей гордостью. Когда-нибудь он сможет отомстить Гере. Жестом приказав павлинам следовать за ней, Гера спустилась по лестнице. Когда она открыла дверь внизу, Аполлон почувствовал дуновение свежего воздуха со второго этажа.
— Я вернусь! — крикнула ему Гера. — Что бы ни было, не выпускай его.
Потом сквозняк прекратился, и Аполлон очутился один в затхлом коридорчике.
— Сразу двух зайцев, — проговорил Аполлон. — Раз плюнуть!
Он обошел стул, на котором сидела Гера, и открыл дверь, ведущую в комнату Зевса.
А на первом этаже усердно боролась с зевотой Артемида. Афина одолжила в филиале университета, сотрудником которого она числилась, большой проектор, и сейчас на стене светился замысловатый рисунок, который, как предполагала Артемида, должен был представлять собой текущее рыночное взаимодействие существующих религий и, как выразилась сама Афина, «стратегию импорта для эксплуатации рыночной ниши и развития». Но поскольку все это великолепие отображалось на топорщащихся пузырями цветастых обоях их дома, оно напоминало не бизнес-план, а разбор какого-то особенно запутанного этапа военных действий в далеких джунглях. «Война в джунглях представляет хоть какой-то интерес», — сказала себе Артемида, подавляя очередной зевок.
Она оглядела комнату. Афродита и Гефест самозабвенно целовались — когда Артемида увидела это, то поспешно отвернулась, но все равно успела заметить, что волосатая рука Гефеста шарила под блузкой Афродиты. Эрос с Гермесом играли в крестики-нолики. Арес был поглощен собственной папкой. На первый взгляд, хоть как-то следили за выступлением Афины лишь Деметра и Дионис, но Деметра вряд ли слышала что-нибудь, кроме своих мрачных мыслей, а когда Артемида повнимательнее присмотрелась к Дионису, то заметила в его ушах маленькие наушники, ведущие к плееру в кармане. Афина тем временем продолжала свой доклад, но Артемида знала ее достаточно хорошо, чтобы заметить сквозившее в ее движениях отчаяние и нотку истерии в голосе. Не приходилось сомневаться, что Афина хорошо понимает, о чем говорит, но донести информацию до других она была не в состоянии, как бы ни пыталась. Все ее усилия были обречены на провал, и Артемида, махнув на происходящее рукой, погрузилась в собственные мысли.
Она представляла себя мертвой, бегущей почему-то по Елисейским Полям. «Когда я умру, все мои родственнички сразу поймут, кого потеряли, — говорила она себе. — Они осознают, что напрасно принимали меня за нечто само собой разумеющееся. Они с запоздалым раскаянием поймут, как важно для всех, чтобы кто-нибудь знающий следил за охотой, непорочностью и луной. Возможно, весь этот народ даже захочет увидеть меня и рассказать, как они сожалеют о своем недостаточно уважительном отношении ко мне. Разумеется, верхний мир придет в ужасный хаос, но мне уже не будет дела до всего этого».
И в этот момент дверь гостиной неожиданно сорвалась с петель и разлетелась на миллион осколков, которые метеоритным дождем посыпались на головы присутствующих. Одновременно во все четыре угла комнаты полетели шаровые молнии. Артемида вскочила на ноги и приняла оборонительное положение, выставив перед собой стул. На пороге стояла Гера, ее волос развевались, а с ладоней срывались язычки пламени.
