Ознакомительная версия.
Шеф жандармов Конючина ломал голову, как выдворить кочевников из своих владений. За то время что они стояли возле города почти вдвое выросло количество уличных и домашних краж. И все эти события приписывали цирковым. Для какого-нибудь «каучука» влезть в окно на третьем этаже через форточку дело плевое, да и не было никогда в Конючине такого количества воров, да и те что есть, все наперечет. Борька Жердяй вот уже третий год в остроге сидит за неудачную попытку ограбления дома купца Жернового. Лёха Сиплый месяц назад ногу сломал, когда от жандармов драпал, да через забор сиганул, так что ему теперь долго еще по чужим квартирам не лазать. Один Ленька Татарчонок свободен и не при делах. Он то конечно мог к этому разгулу воровства руку приложить, но обнести четыре дома одновременно даже ему не по силам. Оставались только цирковые. К тому же не секрет, что вместе с цирковым табором кочуют по городам и весям прибившиеся мастера воровского дела. Часто они и в самом цирке работают. Когда в городе множество пришлых лиц, найти вора безумно трудно.
Но не только участившееся воровство напрягало шефа жандармов. В последнее время в городе было совершенно несколько убийств, пьяных драк с поножовщиной. Два кабака, пользующихся правда дурной репутацией, разнесли в хлам. Владельцы «Корчмы» и «Счастливого гвоздя» написали в жандармерии заявления, да будоражили народ по улицам. И в этих случаях крайними цирковые оказывались. Наплясавшись, накривлявшись, накувыркавшись на арене цирковые выходили в город, где оседали в кабаках. Вино и пиво лилось рекой, да в их луженные глотки, а кто не так посмотрит, да криво ухмыльнется, да не дай бог слово кривое скажет, тому можно и в рыло залепить, чтобы в другой раз неповадно было. Им то цирковым что за дело, приехали, погостили, свое отработали, денег собрали, да и дальше пошли. А что наследили в городе, словно стадо неумытых варваров их это не сильно волновало. Им здесь не жить. Цирковые часто оказывались той лакмусовой бумажкой, которая выявляла всю мерзость, грязь и подлость, что царит в городе, и до поры до времени словно ил лежит на дне.
Шеф жандармов города Конючина Павел Сергеевич Мельников нервно курил длинную сигарету, вдыхал ароматный дым и выпускал его в приоткрытое окошко экипажа. Сигареты привозили ему из столицы и обходились они казне в кругленькую циферку, не будет же шеф жандармов курить всякое барахло. За последние полчаса эта была уже пятая сигарета. Мельников заметно нервничал. Как тут не нервничать, если он ехал на встречу с папашей Плоешом и его сумасшедшей женой Ирмой, которая по слухам сама всем и заправляла в этом балагане. Мельникова сопровождали двенадцать вооруженных ружьями жандармов, следовавших в двух черных каретах позади его экипажа. Сегодня Мельников намеревался предложить папаше Плоешу сворачивать шатры. Город больше не хочет видеть цирковых на своей земле. Хватит набедокурили вдоволь, пора и честь знать.
Пока что Мельников собирался договориться по-хорошему, а надо будет жандармерия и предписание выпишет. Тому же кто осмелится ослушаться предписания прямая дорога в острог, да на каторгу. Павел Сергеевич не хотел ругаться с папашей Плоешом и уж тем более с его безумной женой Ирмой, он лишь собирался в мягких выражениях, да полунамеками объяснить им, что они нежеланные гости в городе. А уж как получится время покажет. Но если признаться честно Мельников весьма побаивался даже не самого папашу Плоеша, тот как раз казался безобидным толстяком с носорожьими короткими ногами и такими же уродливыми руками, из бывших силовых акробатов, а вот его жена длинная худая гибкая с кривыми желтыми от табака зубами Ирма внушала шефу жандармов какой-то животный страх. Было в ней что-то такое дикое, безумное, ведьмовское. Среди цирковых ее за глаза так и звали ведьмой Ирмой, или просто ведьмой. Правда если бы она услышала это, с живого бы кожу содрала за такое непочтенье.
За окном показались цирковые шатры. Покачиваясь и подпрыгивая на ухабах разбитой дороги экипажи въехали на землю, захваченную цирковым табором. Петляя между телегами, деревянными домиками на колесах с кричащей облупившейся рекламой, стальными клетками, в которых содержались полуголодные грязные больные животные. Злые уссурийские тигры, запертые в тесные клетки, где даже развернуться негде было. Вечно спящие бурые медведи с тучами помойных мух, кружащихся над ними. Чуть вдалеке в специально оборудованной клетке, из лохани с зацветшей водой выглядывал утомленный жизнью крокодил. Только стальные прутья мешали ему совершить побег и отомстить извергам, не меняющим ему воду. За клеткой с крокодилом стоял деревянный ящик с надписью «ЗМЕИ», а за ним вольер, в котором лежала, сидела, бегала свора разномастных собак.
То тут, то там на узких цирковых улочках встречались акробаты, жонглеры и силовые мастера. Фокусники, выделявшиеся среди пестроты чужих одежд своими черными костюмами и плащами, лишенные боевой раскраски полупьяные клоуны. При виде жандармских карет цирковые оживлялись, кричали непристойное, кривлялись, или просто зло смотрели вслед. Каждый из них понимал, что появление жандармов на территории цирка ничего хорошо не несет. Хорошо хоть грязью кареты не закидывали.
Наконец экипаж шефа жандармов остановился. Мельников выбрался наружу, оправил помявшийся мундир, провел рукой по козырьку фуражки и направился в сопровождении вооруженных жандармов в сторону фургона на колесах, на котором размашистыми буквами красной краской было написано «ДИРЕКЦИЯ».
Дверь фургона распахнулась и навстречу Мельникову выскочил карлик в клоунском костюме. Увидев шефа жандармов он зашелся в каркающем кашле и запричитал:
– Экого барина к нам принесло, засмотреться можно. На работу устраиваться пришли. Так у нас все клоуны на месте, новых не треба…
Он еще что-то успел прокричать, когда поручик Укоров слегка ткнул клоуна кулаком в зубы:
– Чтобы не зубоскалил, собака.
Клоун упал на зад в лужу и захныкал, что малый ребенок.
– Будешь еще какую хрень нести, в колодки закатаю. Так и знай, – пригрозил Укоров.
Карлик вытаращился на поручика с наигранным испугом, высунул длинный язык, показал матерный жест и тут же испарился, поручик и шага в его сторону сделать не успел.
– Вот шельма. Найду, отхайдокаю вусмерть, – пообещал разозленный Укоров.
– Ты его еще найди, – усмехнулся Мельников и поднялся по ступенькам в фургон. Поручик последовал за ним, остальные жандармы рассредоточились вокруг фургона и замерли в ожидании.
Один из жандармов, отправившийся охранять задворки фургона, воровато огляделся по сторонам, убедился в том, что товарищи не смотрят в его сторону, и раздвоился. Жандарм остался стоять на посту, а из его тела, словно из контрабасного футляра вышагнул Ловец. Закутанный в черный плащ, Ловец прокрался вдоль фургона, перебрался на соседнюю улочку и заскользил между шатрами, фургонами, клетками и ящиками с реквизитом. Он заглядывал в каждую щель и в каждую дырку. То что он искал должно было быть где-то здесь. Его «глаза и уши» сообщили, что в цирке папаши Плоеша находится необходимое ему существо.
Ознакомительная версия.