Неторопливо зашагал к кораблю. От леса подбегали механик и штурман. Картой доступа открыл люк шлюзовой камеры и последний раз оглянулся на гостеприимную тропинку в сторону леса. Не разбирая дороги, к кораблю бежала Галя-Галчонок, следом, размахивая руками и крича, мчался Джумбо-Ваня.
— Сережья, Сережья, — орал зулусский царь, — я русси плен, — отдышался и, проходя в шлюз, пояснил, — Натали.
— Черт бы тебя побрал, — искренне пожелал я, блокируя люк. — Десятисекундный отсчет. Приготовиться к перегрузке.
Стартовым огнем и грохотом распрощались с милыми амазонками. Грузовой транспорт «Надежда» прорвал атмосферу и устремился в сторону Буля — второго солнца любвеобильной планеты Вуди-Руди.
Врачи теперь не лечат, а оказывают медицинские услуги,
учителя оказывают образовательные услуги, — рынок, мать его.
Зато не надо мучиться и угрызаться, совесть напрягая:
у тебя есть деньги, ты получаешь здоровье, образование и все,
что сможешь купить за деньги. Если денег нет, — извини и отвали
Реалии земного бытия
Две недели крейсирования в районе вновь образованной «черной дыры» результата не принесли. Планета Меллатин исчезла с привычной орбиты. Китайцы с грузом фелексина не отвечали на вызовы и не отсвечивались на радаре. Зулусский вождь Ваня-Джумбо совсем успокоился, расслабился и вспоминал Джуди Нигерскиллер в тонах иронически пренебрежительных:
— Этот девка сам черный дыра, они нашел друг друга.
— Просто нужно отыскать новую орбиту Меларуса, — запальчиво возражал Колька-стажер, — и Джуди вернется в наши дружеские объятия.
— Джуди — надежный напарник и веселая девушка, — поддержала Галя-Галчонок. — Нужно расширить границы поиска.
— И, по-чесноку, матч-реванш должен состояться, — вклинился справедливый Сашка Буратино. — Прошлая встреча не выявила победителя.
— Эй, зачем ищем, — побледнел Джумбо. — Другой девка есть. Сережья, командир, давай Вуди-Руди.
Штольц с экрана сенсосвязи разводил руками и, путая падежи, убеждал:
— Дай неделя: Меларус был, Меларус есть, Меларус должен был, — переводил строгий взгляд на Галю-Галчонка и добавлял, — с первой попутка отправь прилипала нах хаус.[7]
Галя хмуро смотрела на брата, еще более хмуро на меня и молча отводила взгляд.
— Черная кошка пробежал, — радостно комментировал Штольц. — Немедленно домой…
Галя-Галчонок со мной не разговаривала, но частенько чувствовал изучающий взгляд. Умная девочка могла бы догадаться, что за почти десять лет разлуки у меня была какая-никакая «личная и общественная жизнь». От объяснений и сближения Галя уклонялась.
По большому счету, я не находил ошибок в своих действиях на Вуди-Руди. Решал и решил боевую задачу: портал обнаружен и уничтожен; а девиз «все средства хороши», пока не отменили. Увы, червячок сомнений грыз и лишал душевного спокойствия; еще и Гришка Отрепьев доставал приколами.
— Когда Серега стрелял, сражался с хранителями портала; перебегал, уворачиваясь от лазерных вспышек — это нормально, — «убеждал», ехидно поглядывая в мою сторону, Галю, — но почему ты считаешь неприемлемой работу с информатором, — с Вале-Рией, которая и сдала Сереге портал. Неужели нужно было применять варварские методы допроса и средневековые пытки?
— А разве он не пытал? — с негодованием вскинулась Галя-Галчонок. — Крики и вопли из дворца танцпол заглушали.
Гришка уставился на Галю в совершенном недоумении, потом тихо пробрался к штурманскому столику, сел и прикусил рукав комбинезона; я благоразумно промолчал, но на этом участке души стало полегче: выяснилась формулировка стороны обвинения. Практика пытать врагов, тем более, женщин — дикость неимоверная, во всем мире давно забытая. Непонятно, как такая мыслища Гале в голову пришла.
— С кем поведешься, от того и наберешься, — отозвался поговоркой мудрый Отрепьев. — Девушка воспитывалась за океаном, а там на полном серьезе считают русских дикарями, варварами, палачами и садистами, питающимися сырым мясом и трупами младенцев. Люди внушаемы.
— И как объяснить девушке, что Вале-Рию я не пытал и не убил?
— Покажи Галчонку свою шпионку, — развеселился Гришка, — а вопила, оттого, мол, что увидела страшного мыша.
— Знать бы, где сейчас Вале-Рия, — почувствовав невольное возбуждение, я потянулся в сладкой истоме, — примерно так и было… увидела мыша… вышвырнуть бы тебя охальника через шлюз без скафандра.
Худо-бедно, Гришкина идея могла сработать: однажды Штольц приволок на наши посиделки пару белых мышат. Галчонок тогда вскочила на кресло и визжала до истерики.
— Я в туалет, — Колька-стажер, поднимаясь из пилотского кресла, болезненно сморщился и невольно схватился за живот.
— Плохо дело, — окликнул Отрепьев, провожая взглядом стажера. — Парень второй день загибается. Наверняка аппендикс, а врачей нет…
— … если не считать нас, — программа обучения космолетчиков включает двухгодичный курс скорой медицинской помощи, и мы уже могли похвастаться практикой.
К супруге шефа Натали Зверевой, продуктивно отдохнувшей на планете-даче «Эдем», эскулапы не успели, и красавца малыша приняли на свет два подручных акушера — я и штурман Гришка Отрепьев. Событие увековечено Гришкой-насмешником на стене больнички-изолятора слащавым граффити в бело-розовых тонах. Приторно красивая мамашка с ясноглазым ребятенком — бантики, рюшечки, кружева. Им бы нимбы, и совсем мадонна с младенцем.
Второй случай нашей медицинской практики — залечивание последствий абордажной схватки с пиратами. К ножевому ранению и местному обморожению космическим холодом прибыли америкосы, но принять Сашку Буратино на лечение отказались из-за отсутствия межгалактического страхового полиса, даже антибиотиков не дали: «Федеральный бюджет не обязаны оплачивать препараты для граждан другого государства.» Склепки-стяжки на рану ставил я, а Гришка заливал рану клеем-антисептиком.
— Если не считать нас, — повторил, привлекая внимание механика. — Сашок, Галя и Джумбо, подготовьте изолятор-больничку и определите туда стажера. Григорий, обеспечь изолятор монитором. Попробуем добиться от Земли дистанционного диагноза.
Экран сенсосвязи отразил обеспокоенное лицо Штольца, торопливо «листающего» значки на голографической «клаве»:
— Сейчас дам лучшего диагност, — торопливо пообещал шеф-пилот, и на экран вплыла роскошная красотка-шатенка под тридцать, в глубоко и широко декольтированном белом халате; заинтересованно рассмотрела раздетого по пояс Кольку-стажера и повернулась ко мне, оживив в памяти забытые, как казалось, картины. — Диагностка. — Донесся из-за кадра голос Штольца.
