Она снова перевернула его, одела рубашку. — Ну, вот, все прекрасно, — сказала она с натянутой улыбкой. — Тебе нужно что-нибудь еще?
— Нет, все в порядке, спасибо, Сесилия, у тебя умелые руки.
— Хорошо снова быть дома, а?
— Я словно на небе! Чувствую себя с вами в полной безопасности. С тобой и с Вильгельмсеном.
— Твои слова радуют меня. Спокойной ночи, Александр! Габриэльсхус давно ждал тебя!
— Спасибо! Спокойной ночи, мой друг! Потушив свет, она вышла, унося миску с водой.
— Милостивый Боже, — прошептала Сесилия, закрывая за собой дверь. — Дай мне силы решиться на это! Ты знаешь, о чем я прошу! Решиться… Не ухаживать за ним, нет, ведь это для меня радость… Решиться…
На четвертую ночь она увидела, что в щель двери, ведущей в его комнату, пробивается свет.
Некоторое время она лежала, глядя на полоску света, потом встала и постучала в дверь.
— Входи, — послышался его низкий голос, коротко и не слишком любезно.
Она вошла, закрыв за собой крайне редко используемую дверь.
Александр лежал, как всегда, на спине, закрыв голову и лицо руками. Возле его постели горела свеча.
— Ты не можешь заснуть? — тихо спросила она, хотя их никто здесь не мог слышать.
— Нет. Не было необходимости вставать.
— Я тоже не спала.
Она села на стул.
Он невольно убрал с лица руки. В мерцании свечи его лицо казалось изможденным и усталым.
— Теперь зима, в доме прохладно, ты замерзнешь так, — сказал он.
Сесилия восприняла это как вызов.
— Можно мне немного погреться? Александр рассмеялся.
— Вряд ли это тебе повредит.
Она просунула ноги к нему под одеяло, коснувшись его ног.
«Какие они безжизненные и слабые», — подумала она. Она тоже легла на спину рядом с ним.
— Твоя кровать удобная и теплая.
— В самом деле? — улыбнулся он. — Мы никогда с тобой не лежали так.
— Никогда.
«И это не моя вина», — подумала она. Александр взял ее под одеялом за руку.
— Я так переживал за тебя. Я имею в виду ребенка. Ты тоже была опечалена?
Сесилия сжала его руку, чтобы он не убирал ее.
— И да, и нет. У меня уже начала появляться нежность к этому маленькому существу. Этот ребенок нуждался в моей заботе. И к тому же я дала бы тебе наследника, если бы это был мальчик.
«А это так и было», — подумал Александр.
— Я совершенно забыла о его подлинном отце, к которому относилась только как к знакомому. Но все-таки… Я не знаю, Александр. То, что ребенок не был твоим, могло бы вызвать массу проблем…
— Что ты имеешь в виду?
— Себя. Иногда у меня появлялись опасения, что ты будешь смотреть на этого ребенка как на подкидыша.
— Ничего подобного у меня и в мыслях не было.
— Но у меня всегда было такое чувство.
— Значит, ты считаешь, что то, что произошло, к лучшему?
— Нет. Это трагедия. Для меня. Другие думают просто, что я успокоилась. Или же…
— Или что?
— Ты помнишь, я говорила тебе о ведьме Суль? У нее была дочь Суннива. Суль не любила этого ребенка. Она чувствовала к нему лишь нежность, потому что она ненавидела отца этого ребенка.
— Разве ты ненавидишь священника?
— Нет. Мне просто жаль его. А жалеть, это почти так же плохо, как и испытывать ненависть.
Некоторое время они лежали молча.
— Почему ты не можешь заснуть?
— О, это легко понять.
— Да, глупый вопрос. Александр, твоя сестра рассказала мне о твоем детстве.
Он отвернулся.
— И что же она тебе наговорила?
— Значит, ты все-таки помнишь?
— Разумеется, помню.
Сесилия обиделась.
— А мне ты говорил, что…
— Дорогая Сесилия, я тебе не лгал. Это получилось непреднамеренно. Ты подумала, что я все забыл, да?
— Да, я так подумала.
— Но это не так. Я все помню, все то ужасное, что было — но все это должно быть забыто. Ничего такого со мной не было. Понимаешь?
— Да, но с чисто практической точки зрения…
— Поэтому я и сказал, что ничего не помню, — перебил он ее.
Сесилия некоторое время молчала.
— А теперь, когда я знаю все?
— Ты знаешь версию Урсулы, а не мою. Сесилия опять замолчала, потом сделала новую попытку.
— Тебе не кажется, что я имею право выслушать и твою версию?
— Зачем тебе это нужно?
— Чтобы понять.
— Сесилия, ты носишься с идиотской теорией, согласно которой я могу измениться. Выбрось это из головы, этого никогда не будет. И, кстати, какое это теперь имеет значение?
— Не будь таким злым, Александр! Хорошо, я скажу тебе: я хочу услышать об этом, потому что ты интересуешь меня. Как человек. В твоей жизни так много белых пятен.
— Тогда позволь мне оставаться слегка таинственным!
— Слегка таинственным? Александр, я думаю, что ты с самого начала был нормальным. Но потом ты слишком часто стал наведываться в жуткий кабинет твоего отца. Тебе нравилось смотреть на голых женщин, и это любопытство было естественным для мальчика. Так что…
— Нет, нет, — перебил он ее. — Ты совершенно не права. Они мне совершенно не нравились.
— Но тогда зачем ты ходил туда?
— Потому что моя мать сама посылала меня туда! Она кричала и предупреждала: «Взгляни на эти противоестественные изображения! Держись подальше от всех женщин, мой мальчик, оставайся дома, с мамой! Никогда, никогда не покидай свою мать, Александр!»
— Так значит, это твоя мать толкнула тебя на извращенную половую жизнь?
— Нет, Сесилия, все гораздо сложнее. Ты не должна пытаться делать из этого какое-то душевное расследование.
— Но тем самым ты признаешь, что не родился таким?
— Как можно знать, что такое половая жизнь, когда тебе всего шесть лет? Об этом можно знать лишь с чужих слов.
— Да, ты прав. Но все-таки, как все произошло? Где вкралась ошибка?
— А была ли вообще ошибка? Разве ты не можешь принимать меня таким, как я есть?
— Я хочу знать, что произошло.
— Ах, все это так запутанно, я не помню подробностей. Лишь какие-то обрывки.
— Пусть это будут обрывки.
— Никогда не встречал таких настойчивых людей!
Сесилия ждала. У нее была крохотная надежда.
Ведь он все еще продолжал держать ее руку. Наконец он сказал:
— Помню только страх моей матери оказаться брошенной. И я могу понять ее: она потеряла всех своих детей, а отец совершенно не заботился о ней.
— Не заботился?
— Нет, видишь ли, однажды, когда мать послала меня в комнату с картинами, чтобы я почувствовал отвращение ко всему, что связано с женщинами, то… Да, отец был там. Раздетый. С двумя голыми женщинами. Вот тогда-то он и решил выпороть меня.
— Значит, твоя мать не знала, что они там?
— Это мне неизвестно. Возможно, она посылала меня туда, зная об этом, а может быть, она ни о чем и не подозревала. Это не сыграло никакой роли в моей несчастной судьбе.
