— Я не для того вытаскивал тебя из-под пьяных уродов, чтобы сейчас дать тебе кинжал. Рассказывай, — услышав голос императора, Андрей хотел было встать и уйти, однако некое странное чувство заставило его остаться на месте.
— Ваше величество… Я знаю, кто виновен во взрыве, — произнесла Мари.
В кабинете стало тихо. Андрей сидел за своими книгами ни жив, ни мертв, словно его парализовало.
— И кто же? — наконец промолвил Шани.
— Кто еще мог незаметно подойти к ящикам с фейерверками на глазах у сотен человек и положить туда боевой снаряд, кроме дзёндари? — горько ответила Мари. — Это был мой брат, сир. Это был мой Артьен.
Андрей закусил губу, удерживая вскрик боли.
— Ты уверена?
— Клянусь вам. Мы умеем быть невидимыми…
В Красной комнате вновь воцарилась тишина.
— И почему он это сделал? И почему…, - император, судя по всему, был обескуражен и озадачен. — С чего ты вообще взяла, что это был твой брат?
Некоторое время Мари молчала и всхлипывала, а затем проговорила:
— Среди погибших я нашла тело Артьена. На его руке был веревочный браслет дзёндари, и по количеству и цвету узелков на нем я прочла, что он выполнил возложенное на него задание, его господин может быть уверен в том, что тайну его личности Артьен унес с собой в могилу, и взрыв на карнавале — достаточная плата за жизнь сестры, — выпалив на одном дыхании эту длинную фразу, Мари разрыдалась в голос. Андрей закрыл лицо ладонями. Убийца был найден, но убийцы больше не было. Все.
— Ты знаешь, кто отдал ему такой приказ? — осведомился император, и Андрей почувствовал, как по позвоночнику пробежал мороз. Однако Мари ответила:
— Нет, сир. Тайна личности господина свята для дзёндари. Артьен не знал о вас, я не знала о его владыке…
Зато заказчик взрыва все знал о вас обоих, подумал Андрей. И угрожал брату смертью сестры, если задание не будет выполнено. Кто бы это мог быть, интересно?
— И теперь ты хочешь умереть, — глухо произнес Шани. Андрей услышал шаги и звук от передвижения мебели: скорее всего, император отошел от Мари и сел в свое кресло.
— Да. На службе господину Артьен совершил великий грех. В роду я осталась одна, а грех не должен остаться неискупленным.
— Даже не надейся, — жестко проронил Шани. — Мари, ты не можешь так поступить.
Девушка звонко шмыгнула носом.
— Ваше величество… У меня нет другого выхода. Это мой долг и честь.
Долгое время из-за стены не доносилось ни звука, потом Шани произнес:
— Ты не можешь меня оставить.
И снова воцарилась тишина. Андрей осторожно собрал свои книги и покинул библиотеку, стараясь ступать неслышно. Когда он вышел в коридор и прикрыл за собой дверь, то из соседнего Красного кабинета донесся сдавленный женский вздох — но Андрей предпочел не разбираться в его природе.
Ему и без этого было о чем подумать и о ком позаботиться. Контузия Нессы оказалась гораздо сильнее, чем ему показалось вначале — она то приходила в себя, то снова проваливалась в беспамятство; Андрей поил ее лекарствами и молил всех известных ему богов: пусть с ним будет все, что угодно и так, как захочется небу — лишь бы Несса поправилась. Когда в ее спальню вошел Шани с таким видом, словно собирается остаться тут надолго, то у Андрея даже не хватило сил, чтобы удивиться.
Потом, увидев их вдвоем, он тоже не удивился.
Ему просто стало ясно, что делать дальше.
* * *
— Вы очень плохо думаете об умственных способностях аальхарнской контрразведки. Крайне.
Кембери пришел в себя и обнаружил, что лежит на чем-то твердом в полном мраке. Тьма внешняя пахла сырой землей; Кембери попробовал было встать и тотчас же треснулся лбом в неструганое дерево. Он вскинул руки, пытаясь на ощупь определить, что это такое над ним — в ладони вонзились несколько заноз, а посла пробрало ледяным холодом.
Он лежал в гробу. В могиле. Погребенный заживо.
— Ну неужели вы в самом деле считаете, что получить сверхсекретные разработки наших ученых можно настолько быстро и просто?
Артуро всегда казался послу хиляком — сейчас, когда этот хиляк скрутил его в бараний рог и ухмылялся, Кембери испытывал почти детскую обиду. Император смотрел на него примерно так, как умудренный опытом отец будет смотреть на очень глупого сына — с той только разницей, что сыну могут простить любую глупость, а разведчик потенциального противника не смеет рассчитывать на подобную роскошь.
— Раз уж у нас пошел настолько откровенный разговор, то я буду искренен. Чертежи дирижабля хранятся у меня лично. То, что находится в государственной библиотеке — фальшивка. Ваш подарок владыке Хилери никогда не взлетит.
Голова раскалывалась от боли. Кембери зажмурился и пару минут пытался успокоиться и дышать как можно реже — следовало беречь воздух. Ладно, пока ему есть, чем дышать, значит, гроб с телом амьенского посла закопали совсем недавно. Жаль, конечно, если на поверхности уже красуется мемориальный памятник. Очень жаль.
— Пожар в архиве вы придумали довольно остроумно, признаю. Но остальные шпионские игры выглядят очень наивно. Поглупела амьенская разведка со старых времен, очень поглупела, — Кембери зашипел от боли в вывихнутом плече, и Артуро с неприятной ухмылкой усилил давление на пострадавшую руку. Если я только выберусь, подумал посол, если я только выберусь отсюда живым, то я убью вас обоих. За себя. За несчастного Кита.
— Раз все было фальшивкой, то зачем вы убили Киттена? — спросил Кембери. Император усмехнулся.
— Чтобы научить вас тому, что не следует брать то, что положено не вами. Ну и не любил я его.
Потом его укололи в шею, и Кембери потерял сознание: фумт штука старая и верная. Предполагалось, что он не придет в себя и задохнется. Что ж, теперь, если его похоронили в дешевом гробу и неглубоко, то шансы на спасение, пожалуй, имеются. Стараясь глубоко вдыхать и медленно выдыхать, Кембери принялся расшатывать руками крышку. Ему было страшно так, как не было даже на войне — больше всего Кембери хотел заорать от ужаса, раздиравшего грудь, и эта борьба с собой была намного страшнее борьбы с неподатливой крышкой гроба. Но сквозь панику постепенно начало пробиваться типичное амьенское упрямство и жажда мести — послу было зачем выбираться из душных объятий собственной смерти и было за кого отомстить. Он вспомнил Киттена, которого своими руками отправил на неизбежную гибель, бедную Хелу, использованную им в безнадежной игре, вспомнил Инну, которую нельзя было оставлять одну, и с удвоенной энергией принялся разламывать крышку.
Наконец упрямая деревяшка стала подаваться в сторону. Обхватив себя за плечи, Кембери натянул на голову рубашку и завязал над головой рукава, чтоб не задохнуться от земли, падающей на лицо, и принялся сбивать крышку ногами. Когда раздался треск дерева, и посыпалась земля, он вздохнул с облегчением и принялся прессовать ее ногами от головы.
