— Послушай, ты разве ничего не чувствуешь, Эрл?
— Чего не чувствую?
— Его.
— Кого его?
— Черт, Эрл, ты ведь воскрешенный. Ты должен быть чувствителен к таким вещам.
Вампир уставился на остатки «колы» на дне бутылки.
— Ты это о чем, черт возьми?
— Об этом месте. Там, где мы сейчас с тобой стоим. Это самое главное место на Земле.
— Это кто так сказал?
— Мой инстинкт, а он меня никогда не подводил. Словно мне кто-то нашептывает на ухо, разговаривает со мной. Судьба или что-то в этом роде. И она говорит, чтобы я не уезжал. Потому что, если мы сейчас отсюда смотаем удочки, то ничего хуже даже представить нельзя.
— Это ты кому-нибудь другому скажи, — ухмыльнулся Эрл.
— Да ты и сам бы услышал, — буркнул оборотень, — если бы прислушался.
— Верно, Дюк, в моей голове тоже слышен голос. Только он почему-то говорит, что если мы здесь задержимся, то нашим задницам несдобровать. Нас того гляди укокошат. Я уже однажды умер. Должен признаться, ощущение не подарок, а ведь я тогда прошел только полпути. Не думаю, чтобы вторая половина оказалась приятнее.
Дюк бросил очередной камень. Тот отскочил от зеленого черепа, и голова скатилась с кучи. И хотя нижняя челюсть у нее отсутствовала, она все равно пробовала оскалиться.
— Я остаюсь, Эрл. Если хочешь, можешь сматывать удочки. — Дюк поднял ключи от грузовика и прежде чем бросить связку на капот, пару раз ими позвенел. — А я пойду, всхрапну часок-другой. Если утром по-прежнему будешь здесь, разбуди. Хотелось бы взглянуть, как будут плавиться упыри.
С этими словами он направился в сторону закусочной.
Эрл задумался о его предложении. В принципе, ему ничто не мешало сняться с места прямо сейчас. Правда, он не знал, на какое расстояние позволит отъехать полупустой бак и всего десять баксов в кармане, но в любом случае это будет дальше от этого места, чем в данный момент. Может, и не так далеко, как хотелось бы, но для начала и так сошло бы. А потом можно было бы что-нибудь придумать. Эх, будь оно на самом деле так просто!
Эрл полагался на Дюка, который следил за ним в дневное время. От рассвета до заката — вампир существо ранимое. Эрл прожил в этом качестве не один десяток лет и потому знал такие вещи по собственному опыту. Каждое утро, ложась спать, он понимал, что может не проснуться. Правда, здравый смысл подсказывал ему, что эта мысль сродни паранойе. Потому что за всю его вампирскую жизнь ему ни разу не встретился охотник на вампиров. Насколько ему было известно, таких просто не существовало в природе. Правда, слухи среди вампиров ходили, и когда два кровопийцы встречались, по крайней мере у одного была в запасе соответствующая история. Обычно речь в ней шла о знакомом одного знакомого одного парня, у которого в свою очередь был один знакомый, который однажды утром проснулся и обнаружил, что ночью ему отрубили голову. Эрл точно знал, что все эти россказни про охотников на вампиров — пустые страшилки. И все равно он предпочел бы, чтобы его собственная голова по-прежнему держалась на шее. И то, что за его спиной всегда стоит Дюк, вещь не лишняя. Лучше не рисковать.
А еще эти нашептывания. Эрл тоже их слышал, хотя и не хотел признаваться. Может, даже громче и явственнее, чем Дюк. Закусочная тоже взывала к нему. Или нечто такое, что было внутри. Некая черная скользкая тварь — она, извиваясь, заползала ему в уши, становясь с каждым днем все громче и громче. И хотя она была ему омерзительна, если он убежит отсюда, наверняка случится нечто ужасное.
А еще Кэти. Ему меньше всего хотелось бросать ее здесь одну. Дилемма разрешилась бы сама собой, имей она возможность уехать вместе с ним. Увы. Угораздило же влюбиться в привидение, намертво прикованное к заброшенному кладбищу.
Эрл выбрал еще один камень поувесистее и со всей силы швырнул. Разумеется, как всегда, неудачно. Камень взмыл с гравийной дороги, но до гнилостной кучи не долетел, а упал всего в считанных дюймах от нее. Зеленые головы злорадно ухмыльнулись.
— Проклятие, — буркнул он и, сунув ключи в карман, зашагал к кладбищу.
Как только на пустыню упали первые солнечные лучи, упыри прекратили свой наглый треп и, слава богу, поутихли. Правда, ноги все еще трепыхались в воздухе в тщетных попытках сбежать куда-нибудь в темное местечко. Руки дергались и извивались, пытаясь прикрыть желтые упырьи глаза. Головы что-то жалобно пищали на своем тарабарском языке.
— Черт, что-то мне все это не нравится, — пожаловался один упырь.
— Хватит ныть, можно подумать, это что-то изменит, — ответил ему другой.
— Что верно, то верно, — подала голос откуда-то из середины кучи голова.
— Муф глу тлак, — поддакнула другая, без нижней челюсти.
— Увидимся на той стороне.
— У тебя какие-то конкретные планы? — поинтересовалась голова на верху кучи.
— Да нет, — ответила другая. — Просто будем вместе парить в мрачном эфире и ждать, пока нас призовут снова. Заодно будет над чем поразмыслить.
— Мне казалось, у тебя непревзойденный оскал.
Упырь, будь у него такие способности, наверняка бы зарделся от гордости.
— Возможно, зато как зловеще ты подкрадывался, просто загляденье! Эх, жаль, что я не умею так злобно шипеть, как ты!
— Как это мило с твоей стороны, но, по-моему, шипеть умеет любой из нас. А вот вопить, как ты — особенно в тот момент, когда тебя терзает оборотень, — на такое не каждый способен. Ты гений.
— Глуф фоф вукал.
— Ты мне льстишь.
— Я слышал, что в Париже есть культ и имеется парочка вакансий. Может, нам слетать туда, глядишь, что-нибудь да обломится.
— Первый раз об этом слышу. И вообще, скажу честно, французы мне неинтересны.
— Ну-ну, мы бесплотные создания не имеем права быть чересчур привередливыми.
— Глуф фуг гок руффил.
— Ну, только не начинай.
В следующий момент солнце выкарабкалось из-за горизонта, и упыри начали таять. Зеленая плоть превращалась в жидкость. Глаза вытекали из глазниц. Куча начала пузыриться. Надувшись, пузыри взрывались с громким хлопком, и во все стороны летели брызги. Упыри визжали в предсмертной агонии. Причем не потому, что им было больно — если вы и без того мертвы, о какой боли может идти речь. Просто им хотелось приятно провести последние мгновения на этом свете, и они устроили настоящее соревнование, кто кого перекричит. Мерзкая зеленая слизь стекала с костей и оседала на земле густым слоем зеленоватой слизи. Кости чернели и с треском ломались. Голые черепа издавали последние стоны перед тем, как превратиться в прах. Пыль от костей и остатки липкой слизи смешались в зловонный сироп, от которого несло гнилыми яблоками и свежим коровьим навозом.
