— О Господи!.. — вырвалось у ударника. — Хотя нам-то можно не дергаться на эту тему. Мы знаем, куда пойдут наши души. Прям вниз.
— Не обязательно, — возразил Танатос.
— Он способен определить соотношение между добром и злом в твоей душе,
— заметила Орб.
— Тогда он знает, — просто ответил ударник.
Машина снова неслась сквозь пейзаж.
— Нет, — сказал Танатос. — Узнаю, только если прочту твой баланс, а я никогда не делаю этого без причины.
— Так ты можешь сказать, спасемся ли мы? — спросила Луи-Мэй.
— Нет, я могу только определить баланс на текущий момент. Ваше спасение целиком и полностью в ваших руках.
— А ты не… не узнаешь мой баланс? Я знаю, что грешна, и…
Танатос обернулся к ней, бросив руль. Машина и сама прекрасно знала дорогу. Танатос вытащил оба своих камня и провел ими вдоль тела Луи-Мэй. Светлый камень мерцал и переливался, сверкая все ярче и ярче. Темный вспыхнул лишь пару раз и почти не помутнел.
— В твоей душе примерно девяносто пять процентов добра. Тебе придется грешить долго и постоянно, чтобы хоть немного приблизиться к Аду.
— Но я иногда думаю о таких дурных вещах, и…
— Сестренка! — рассмеялся ударник. — Если бы мысли влияли на эту штуку, я давно бы уже сгорел синим пламенем! Имеет значение только то, что ты делаешь!
— Верно, — кивнул Танатос.
— Но…
— Проверь меня, — сказал ударник. — Я вам покажу, что значит черная душа!
Танатос повторил ту же процедуру с ударником. Оба камня мерцали и вспыхивали. Когда Танатос соединил их, шар начал медленно опускаться вниз.
— Баланс у тебя отрицательный, хотя не слишком. Немного правильной жизни — и ты его исправишь.
— Но я же принимаю АП! — воскликнул ударник. — Да еще и заколдованную! Мы все такие! Нас ждут вечные муки!
— Даже проклятие не абсолютно. Должно быть, ты частично искупил свою вину. Думаю, ты сильно улучшил свой баланс, когда поддержал Луи-Мэй. Помнишь, как она пела с вами в тот раз?
— Так по-другому-то просто нельзя было! — возразил ударник. — Она хорошая девчонка, и нечего было ее смущать!
— То есть ты понял, что есть добро в данной ситуации, и поступил соответственно. Мысли действительно не принимаются во внимание — но не в том случае, когда они послужили мотивами поступков. Ты помог девушке из альтруистических побуждений. Ты хочешь поступать правильно и по возможности так и делаешь. Это компенсирует зло, которое накапливается в твоей душе из-за вашего образа жизни.
Ударник был поражен:
— Но я это сделал не из-за какого не из-за баланса! Я просто… Ну, иногда, короче, ты просто поступаешь так, как правильно. Тут нет выбора, просто так оно и есть.
— Именно поэтому такие поступки и засчитываются, — молвил Танатос и снова вернулся к рулю.
— Не понял, — пробормотал ударник. — У меня же не было выбора, чего ж тут считать-то?
— Я думаю, он хочет сказать, что другой человек мог на твоем месте думать иначе, — сказала Орб. — Он мог выбрать неверный путь или вообще ничего не заметить. Твое сознание не оставило тебе выбора, и вот это как раз и считается.
— Именно так, — кивнул Танатос.
— Черт возьми, — задумчиво пробормотал ударник.
Автомобиль снова начал тормозить. Вскоре он остановился у ворот поместья Луны.
Все вышли из машины. Музыканты вытащили инструменты. Орб, как всегда в таких случаях, держала арфу на коленях.
После этого Морт снова превратился в коня и начал щипать траву на ближайшем газоне.
Парни из «Скверны» уставились на него, не веря своим глазам.
— Мы что, были внутри лошади? — спросил ударник.
— Вы были в заднице у лошади, — хихикнула Луи-Мэй. И сразу посерьезнела: — Ой, я не должна была так говорить, это нехорошо!
— Приписала еще чуток зла к своей душе, — расхохотался ударник. — Такими темпами ты окажешься прям в Аду — века через три-четыре!
Вся компания спешно вступила в дом — в присутствии грифонов особенно медлить не хотелось.
Теперь бразды правления взяла в свои руки Луна.
— Мне кажется, вы хотите помыться, — сказала она. — И, может быть, сменить одежду. Все удобства — там.
Мальчишек как ветром сдуло. Вообще-то ребята из «Ползучей скверны» показались Орб довольно вспыльчивыми молодыми людьми, однако сочетание уверенности Луны с присутствием в той же комнате инкарнации Смерти и их собственным желанием играть сделало музыкантов на редкость послушными и понятливыми. Возможно, именно страсть к музыке и помогала добру удерживаться в их душах — она была искренней.
— Теперь что касается тебя, — обратилась Луна к Луи-Мэй. — Думаю, мы сумеем подобрать тебе подходящую экипировку. Пойдем.
И они с девушкой ушли. Орб и Танатос опять остались вдвоем.
— Почему Луна так уверена, что все получится? Она ведь даже не слышала нашей игры!
— Она просила меня привезти их только в том случае, если все будет хорошо, — ответил Танатос. — У Луны есть связи. Она устроит вам прослушивание.
Через час группа снова собралась в одной комнате. Мальчики помылись и переоделись, а волосы их были тщательно расчесаны. Теперь все трое выглядели на удивление прилично. Луи-Мэй смотрелась сногсшибательно в новом ярко-красном платье с большим рубином в волосах.
Луна оглядела их и повернулась к Орб:
— Ой, а тебя-то я и забыла! Но ты можешь надеть одно из моих платьев — у нас всю жизнь был одинаковый размер.
— Боюсь, это могло и измениться, — сказала Орб. Она забыла рассказать Луне о своем волшебном плаще и не хотела делать этого при всех.
В самом деле, после родов Орб несколько увеличилась в размерах. Луна готова была наскоро подогнать элегантное зеленое платье, но Орб объяснила ей про свой плащ и сделала себе такое же, не пользуясь иголкой. Для прически Луна дала ей изумруд — под цвет платья. Драгоценных камней у нее было навалом — как простых, так и волшебных. Луне досталась в наследство богатейшая коллекция отца. Камни были заколдованы таким образом, что всегда возвращались к хозяйке. Поэтому Луна не боялась ни воров, ни случайных пропаж.
— А теперь ищите себе подходящую песню, — сказала Луна, отведя всю компанию в комнату побольше. — А я позабочусь о прослушивании.
Музыкальные вкусы у всех были разные — впрочем, это никого не удивило. Мальчики хорошо знали современную музыку, Луи-Мэй — негритянские религиозные гимны, а Орб — народные песни Старого Света.
— Вы что, хотите сказать, что никто из вас не слышал «Лондондерри Эйр»?
— разочарованно спросила Орб. Эта песня была особенно дорога ее сердцу — ведь именно ее они пели когда-то с Мимой. Орб почему-то не сомневалась, что все на свете ее знают.
