Генерал Басов снова прислонил бинокль к лицу, глядя единственным глазом на подступающее к Надеждинску буйство зелени, растущей с такой скоростью, словно пыталось наверстать все упущенные годы. Он стоял на втором этаже полуразрушенного здания на окраине города. Подвал и первый этаж были давно затоплены. Здесь, с восточной стороны Надеждинска, было одно из немногих мест, где к городу можно было подобраться без помощи плота или лодки. По суше. А значит, сюда могли подойти и звери. Новые люпусы. Страшная напасть, обрушившаяся на их город с внезапно наступившей весной. И хотя сейчас по календарю была глубокая осень, лето никак не уступало своих позиций. Зелень не желала желтеть, и растительность рвалась из почвы и болота с поразительным упорством.
Со дня, когда в тучах появился первый просвет, открывший взору синее небо, прошло почти полгода. Это были очень не простые полгода. Очень быстро стал таять снег, и начались проливные дожди. За считанные дни были затоплены обжитые подвалы города. Весь привычный уклад жизни был снов разрушен, как и двадцать лет назад ядерной войной. Но в этот раз, очнувшейся природой. Ока вышла из берегов. Это было беспорядочное бегство людей из подвалов на верхние этажи еще стоявших зданий Надеждинска. Тогда еще держались холода, а здания уже долгие годы были не приспособлены для сохранения тепла и согревания людей. И люди гибли. Потом стало тепло. Но не стало легче. Начались эпидемии. И люди гибли.
Казалось, что природа, очнувшись, была неприятно удивлена тем, что люди еще живы. Казалось, что в планах природы и самой жизни людей уже нет. И беды обрушились на людей с невероятной силой. Наводнения, болезни, ураганы… Даже когда снега и лед растаяли, стало труднее с питьевой водой. Раньше ее добывали из снега, который был повсюду. Но теперь в тепле плодились болезнетворные бактерии. Перу месяцев назад уровень воды вокруг стал резко падать. Казалось, что станет легче. Нет. Снова не стало легче. Если до этого можно было передвигаться на лодках, то теперь всюду были топи и болота. Лишь редкие участки были проходимы для человека. Но по болотам могли передвигаться эти твари. Новые люпусы, что пришли с севера. Их широкие лапы, с помощью которых они раньше с легкостью передвигались по снегу, позволяли им проходить и топи. Эти звери отличались от старых видоизмененных волков одиночек. Эти были стайные. Они обладали жутким свойством сводить с ума. Зомбировать. Пока еще Надеждинск окружала вода, было легко справляться с их натиском. Они не плавали. Ядерная зима, в которой они родились, не знала водоемов, в которых они могли плавать. Но рано или поздно мог сработать инстинкт и умение их предков, обычных волков. Или рано или поздно воды сойдут. Ведь уровень воды падал. После того как три группы искателей погибли, больше не было даже той тонкой связи с окружающим миром. Надеждинск жил в осаде, в которой уже не было никакой надежды. Резкое изменение климата и отступление ядерной зимы принесли множество смертей в город. Не холод. Не снежные черви, которые вымерли из-за резко изменившихся условий. Не землетрясения, которые прекратились с приходом весны. Сама весна и пробуждение жизни несли людям смерть. Даже большая община язычников, что пришла в Надеждинск ища спасения от перемен, не могла пополнить те потери, которые понес город.
Генерал понимал, что они обречены. Но он не хотел думать о поражении. Если им осталась неделя, то прожить ее надо в борьбе. И смерть в борьбе и с оружием в руках, никакое не поражение. Он смотрел на окружающий топкий лес и одну из немногих тропу, по которой Новые люпусы могли подойти вплотную к городу и, думал не о том, что смерть неизбежна. Он думал о том, что надо искать выход. То, что случилось вчера, навело его на мысль о том, что этот выход может быть. Вчера вернулась группа охотников, которых уже три дня считали погибшей. Никто не мог долго находиться в лесу. Но они вернулись без потерь. И это люди, которые заблудились и оказались в ловушке и были окружены стаей Новых люпусов. Как такое могло быть? Эти звери не оставляли жертвам никаких шансов…
— Ну что ты молчишь, Малашенко? — проворчал Басов, не отрываясь от бинокля.
— А сколько можно рассказывать? — вздохнул молодой командир охотников. — Все равно никто нам не верит. И вся община смеется над нашей историей.
— Я не вижу ничего смешного. И я стараюсь понять, как вы спаслись. И почему, черт возьми, вы не взяли с собой компас?
— Ты же знаешь, что компасам до сих пор многие не доверяют. Уж за столько лет привыкли что…
— Я знаю про других. Но ты командир группы. Это была твоя обязанность.
— Я забыл, генерал, — Малашенко повесил голову.
— Ладно. Про твою забывчивость в таком важном деле мы после поговорим. Кто спугнул этих тварей, ведь они ни черта не боятся?
— Ну… Они обложили нас. Все. Плотным кольцом. И нас уже плющить начало. Они воют по-своему. Мозги уже накрывает. Мы из последних сил разума сообразили сбиться в кучу и гранаты приготовили, чтобы себя взорвать и им не достаться. В глазах плывет. И тут такой звук… Ну, как сирена воздушная. Рев такой жуткий. И мы понимаем, что это живое существо. И вроде резко отпускать начало. Все поднять голову бояться. Этого рева боятся. А я поднял голову и посмотрел. И смотрю, драпают люпусы. Никогда такого не видел. Уши прижали. Хвосты поджали и тикают кто куда. Я ошалел просто. И вижу, утес на берегу реки. А на самом краю утеса, прям как памятник, огромный зверь. Гигантский люпус стоит. И… И на нем… — Малашенко замолчал.
— Ну. Ну же, — Басов нахмурил единственный глаз.
— Дьявол верхом на люпусе. В черной накидке с капюшоном на голове. И пулемет в руках держит. Ну, просто дьявольски все это выглядит.
— Дьявол с пулеметом верхом на гигантском люпусе. — Хмыкнул стоявший в стороне Эмиль Казанов, который тоже наблюдал в бинокль. — А пулемет какой?
— Слушайте, ну вот на кой черт мне все это рассказывать, если мне не верит никто? Вот и Эмиль стебеться! — взорвался Малашенко.
— Тише! — повысил голос Басов. — Ты уверен в том, что ты рассказываешь?
— Я говорю то, что видел.
— Видел или привиделось? Это ведь разные вещи.
— Да откуда мне знать? Но факт в том, что эта хрень спасла нас. Вольно или не вольно, но спасла. И вообще, если всякую чертовщину отбросить, то думается мне, что это баба была.
— Какая баба?
— Верхом на люпусе. Баба это.
— Почему так считаешь?
— Да по комплекции сужу. Конечно, из-за плаща трудно судить. Но из-под капюшона волосы золотистые свисали. Да и… Люпус тот большой конечно. Но не лошадь ведь. С мужиком на хребте трудно ему пришлось бы.
