Баанес ударил палкой по столу. Рана изувечила и укоротила его левую ногу, но не укротила дух. Туризин гневно сверкнул глазами, его взбесил покровительственный тон Баанеса. Низкорослый, худой и лысый, Ономагулос был другом Маврикиоса Гавраса с детства и до сих пор не считал, что младший брат Императора занял место, полагающееся ему по праву.
– Я не могу создать флот мановением руки, – буркнул Туризин. – Сфранцез хорошо платит своим капитанам, он прекрасно знает, что только это и удерживает его голову на плечах.
Марк полагал, что это преувеличение. Отсюда были хорошо видны не только великолепные здания и чудесные сады города, но и его укрепления, самые мощные из всех, которые римлянин когда-либо видел. Даже если они каким-то образом переберутся через Бычий Брод, перспектива брать штурмом эти двойные стены может устрашить любого военачальника. Ну что ж, сначала разрешим одну проблему, потом другую, подумал трибун.
– Думаю, Ономагулос прав. Без кораблей мы проиграем. Почему бы не получить их из Княжества? – впервые подал голос Аптранд, сын Дагобера. Его островной акцент был так силен, что мог сойти за диалект халога, родичей намдалени. Солдаты Аптранда, прошедшие путь от Фанаскерта до побережья через западные равнины, были новичками в Видессосе.
– Так, новая идея, – сухо сказал Туризин. Предложение это явно пришлось Гаврасу не по душе, но силы Аптранда превышали его собственные на треть и ему приходилось выбирать выражения.
Намдалени ответил ему ледяной улыбкой. Зима стояла в его холодных голубых глазах, где, казалось, отражался лед его родины, завоеванной предками Аптранда двести лет назад. Отвечая иронией на иронию, он спросил:
– Ты ведь не можешь сомневаться в нашей лояльности, верно?
– Разумеется, нет, – ответил Туризин, и фраза эта вызвала у присутствующих приглушенные смешки. Княжество Намдален было колючкой в теле Видессоса с момента своего бурного рождения. Завоеватели-халога недолго оставались грубыми пиратами и многому научились у своих более цивилизованных подданных. Это сделало их потомков грозными воинами. Они сражались за Империю, это правда, но как сами намдалени, так и те, кто платил им, хорошо знали, что островитяне разорвали бы Видессос на части при первой возможности.
– Так вы наймете наши корабли? – требовательно спросил у Гавраса Сотэрик, сын Дости. Брат Хелвис сидел по правую руку от Аптранда – молодой намдалени многого достиг с тех пор, как трибун видел его в последний раз. – Вы скорее выиграете войну с нашей помощью, чем проиграете ее без нас, а?
Скаурус моргнул: Сотэрик всегда спрашивал так, чтобы можно было ответить только «да». Длинный гордый нос намдалени напоминал о его видессианских предках, но в остальном он очень походил на свою сестру.
Туризин посмотрел на Сотэрика, перевел взгляд на трибуна и снова уставился на намдалени. Марк сжал губы – он знал, что Император все еще подозрительно относится к дружеским и кровным связям, существующим между островитянами и римлянами.
– Возможны и другие варианты. – Гаврас прямо взглянул на трибуна. – Что скажешь ты? Пока что я не слышал от тебя ни слова.
Трибун был рад, что ему удалось ответить спокойно.
– Корабли нам необходимы, но, где их достать, я не знаю. Мы, римляне, всегда лучше сражались на суше, чем на море. Высади меня на другом берегу Бычьего Брода, и, клянусь, ты услышишь обо мне.
Туризин мрачно улыбнулся:
– Охотно верю. В тот день, когда ты не скажешь того, что думаешь, я начну подозревать тебя. Молодец, что молчал. Лучше уж молчать, чем. молоть ерунду, когда сказать нечего.
Марк кивнул, соглашаясь с приговором Императора, и неожиданно для самого себя произнес:
– Когда-то мы вели войну со страной, которая называлась Карфаген. У нее был сильный флот, в то время как у нас не было никакого. Мы изучили выброшенный на берег карфагенский корабль и построили такой же. Очень скоро Рим стал сражаться с Карфагеном на море. Почему бы и нам не построить флот?
Эта мысль не приходила в голову Гаврасу – он рассчитывал только на уже существующие корабли. Марк подумал, что морщины вокруг его рта год назад были менее резкими. Наконец Император спросил:
– Сколько времени потребовалось вам на то, чтобы построить свои корабли?
– Историки пишут, что первый корабль строили шестьдесят дней.
– Слишком долго, слишком долго, – пробормотал Туризин, обращаясь больше к себе самому, чем к своим офицерам. – Я не могу терять и дня. Один Фос знает, что творят у нас за спиной казды.
– Не только один Фос знает это, – сказал Сотэрик, но так глухо, что Гаврас не расслышал его слов.
Новости, принесенные намдалени из путешествия по Империи, были невеселыми. Они не слишком любили Туризина Гавраса, но предпочитали, чтобы он скорее выиграл гражданскую войну – тогда у них появится надежда вернуть занятые врагом западные провинции.
Император наполнил свою кружку вином из красивого серебряного с позолотой кувшина, принадлежавшего бывшему губернатору. Гаврас плюнул на темный пол в знак презрения к Скотосу и его злу, затем поднял глаза и руки вверх и помолился Фосу. Этот ритуал при питье вина Скаурус видел в первый день их прибытия в Империю и сейчас с некоторым удивлением осознал, что молитва ему понятна. Горгидас был прав: постепенно Видессос накладывает на него свой отпечаток.
В получасе верховой езды от пригорода, который видессиане называли просто «Напротив», цитрусовые плантации спускались прямо к морю, оставляя у воды лишь тонкую полоску песка. Скаурус привязал свою лошадь у небольшого лимонного дерева и тихонько выругался, уколов в темноте руку о жесткие шипы. Близилась полночь, и луна не светила. Люди, спрыгивавшие с лошадей рядом с римлянином, были едва различимы под странным звездным небом Видессоса. Свет, исходящий от великого города, раскинувшегося на восточном берегу пролива, был бы очень кстати, но его почти полностью закрывал силуэт военной галеры.
– Чума на эти стремена, – пробормотал по-латыни Гай Филипп, слезая с коня. – Я знал, что забуду об этих проклятых штуках.
– Тихо там, – сказал Туризин Гаврас, подходя к песчаному пляжу.
Разглядеть следовавших за ним людей было трудно, в глаза бросались бритая голова и толстая фигура Нейпоса. Хромающего Ономагулоса тоже было нетрудно узнать, но большинство офицеров были высокого роста и в темноте не отличались друг от друга.
Гаврас вытащил из-под плаща потайной фонарь и трижды просигналил им. Рядом затрещал сверчок, и это было так похоже на ответный сигнал, что люди вздрогнули и засмеялись быстрым, нервным, почти беззвучным смехом. Но Туризин ждал другого ответа.
