Дверь в комнату на втором этаже, где ночевал Каширский, оказалась открытой — очевидно, знаменитый маг и чародей чувствовал себя под покровительством князя Григория настолько уверенно, что считал излишним запираться даже на ночь.
Увидев у себя в комнате царевну, Каширский поначалу принял ее за сновидение и потому ничуть не удивился.
— Ах, это вы, царевнушка, — зевая произнес чародей и поманил ее к себе в постель. — Я так и знал, что вы предпочтете меня этому глупцу князю Григорию. Я-то, конечно, не князь, но вдвоем мы с вами — ого-го!..
— Хватит лясы точить, Каширский, — грубо прервала царевна галантные излияния, — пошли со мной!
— С вами, о моя царевна — хоть на край света! — сообразив, что видит Татьяну Дормидонтовну все-таки наяву, почти пропел Каширский приятным баритоном. Но не встал, а напротив — принял в постели скабрезно-призывную позу.
— Кончай шутки шутить! — потеряв терпение, прорычала царевна и прямо на глазах Каширского превратилась — нет, не в волка, а в колдуна Чумичку. Вернее было бы сказать, что Чумичка наконец-то вернулся в свой первоначальный облик. Правда, в свадебном платье с волочащимся по полу шлейфом он выглядел довольно комично.
Каширский в ужасе попятился задом по постели. Чумичка неотвратимо надвигался на него. Вдруг Каширский сделал страшное лицо и забормотал:
— Даю тебе установку покинуть мою комнату…
— Задницу я подтирал твоими «установками», — хладнокровно ответил Чумичка. — Собирайся, кончились твои установки!
Каширский трясущейся рукой извлек из-под подушки какую-то рукописную книгу и принялся судорожно листать страницы.
— Бездарь! — с нескрываемым презрением процедил Чумичка, — у тебя хватило ума только на то, чтобы украсть мою колдовскую книгу, а пользоваться ею ты так и не научился!
Чумичкины спутники наблюдали за этой сценой через полуприкрытую дверь. Дубов ерзал и то и дело поглядывал на майорские часы.
— Ну скоро он там?! — не выдержал наконец детектив. — Поймите, это как раз тот случай, когда промедление смерти подобно. Царевна разгуливает по замку в подозрительной компании, князь заперся в своей спальне — ясно, что тут что-то не так.
— Да, пора поторапливаться, — согласился майор Селезень и решительным шагом вмаршировал в спальню. Увидав могучую фигуру Александра Иваныча, Каширский еще более побледнел и в ужасе прикрылся одеялом.
— Этот? — ткнул пальцем в его сторону майор.
— Этот-этот, — злорадно закивал Чумичка.
— С вещами на выход. И живо! — вежливо пригласил Каширского майор.
Однако незадачливый маг и чародей еще больше забился под одеяло и, вновь схватив колдовскую книгу, принялся невнятно читать какие-то заклинания. Но на Селезня они, похоже, не очень-то подействовали.
— Вставай, Каширский, кончай дурить! — И с этими словами майор легонько приложил чародея «Командирскими» часами, отчего тот без чувств свалился на пол рядом с кроватью. — Ничего, оклемается.
Не дав Каширскому придти в сознание, Селезень с Чумичкой быстро завернули его в простыню на манер египетской мумии и вынесли в коридор.
— Ну, теперь куда? — спросила Чаликова.
— Туда, — указал Чумичка на небольшую лестничку, ведущую наверх.
Миновав пыльный чердак, путники выбрались на плоскую каменную крышу. И, кажется, вовремя — внизу, на площадке перед домом, уже собралось довольно много народу, в том числе и бритоголовых чернорубашечников. Василий даже уловил несколько отдельных выкриков:
— Да сюда они вошли, я сам видел! И царевна с ними!
— А князь по-прежнему не отпирает!
— Что делать — двери ломать, что ли?
— Да ты что, как можно…
Тем временем Чумичка быстро раскатал рулон и расстелил на крыше ковер — он оказался весьма большим, хотя несколько протертым и не без дырок. Поверхность ковра была выткана восточными узорами и надписями арабской вязью, что однозначно указывало на его происхождение. Погрузив немногочисленную ручную кладь и «мумию» Каширского, путники сели на ковер, а Чумичка стал делать резкие пассы руками и бормотать заклинания. Еще минута — и ковер медленно оторвался от поверхности и завис в воздухе примерно в полуметре от крыши.
— Держитесь крепче! — крикнул Чумичка, и ковер стал сначала медленно, а потом все быстрее подниматься вверх. Когда он оказался на высоте человеческого роста, на крыше появились княжеские охранники. Увидев поднимающийся ковер, они бросились к нему, кто-то даже попытался метнуть в беглецов секиру, но было поздно — ковер уже летел над замком.
— Ну, кажется, обошлось, — облегченно вздохнул Дубов, когда ковер-самолет, постепенно набирая скорость и высоту, пролетал над башнями, которые уже не казались столь грозными и неприступными. Однако действительность показала, что опасность миновала не совсем — раздался грохот, и рядом с ковром замелькали какие-то круглые темные предметы.
— Да они же в нас из пушек! — сообразил майор. Чумичка что-то поспешно забормотал, и ковер-самолет, резко дернувшись, взмыл вверх, отчего у пассажиров даже в ушах заложило. И лишь когда они отлетели на более-менее безопасное расстояние от негостеприимного замка, Чумичка вернул летательный аппарат к прежнему режиму полета. Теперь ковер плавно летел над полями, едва не задевая верхушки редких деревьев.
Ковер-самолет летел над унылыми полями, окружавшими замок князя Григория — трудно было поверить, что когда-то, всего лишь пару веков назад, тут зеленела знаменитая Белая Пуща, от которой стараниями последнего правителя осталось одно название.
— А лошадок-то мы оставили, — вдруг вспомнил майор Селезень. — Да еще и золотую карету.
— Хорошо хоть сами выбрались, — возразила Чаликова.
— Все ж таки казенный инвентарь, — хозяйственно вздохнул майор. И, переменив тему, добавил: — А погодка-то, знаете, не шибко летная…
Действительно, погода, столь благоприятная в дни путешествия от Царь-Города до замка князя Григория, теперь не слишком баловала наших путешественников: моросил мелкий дождик, на который можно было бы не обращать внимания, если бы не резкие порывы ветра, превращавшие каждую капельку в острую мокрую иголку.
— Ничего, зато быстрее доберемся, — зевнул Чумичка. — И вот еще что… Я вам должен сказать что-то очень важное.
— Насчет князя Григория? — заинтересовалась госпожа Хелена.
— Нет, насчет вас. Дело в том, что Рыжий отдал мне указание, когда все будет сделано, превратить вас всех — ну, в общем, во что-нибудь.