— Всё, Слава, всё. Он был один, всё, больше ничего не будет. Успокойся, всё прошло, всё закончилось, — он гладил меня по голове, вытирал слёзы — переволновавшись, я расплакалась. — Прости меня, я клянусь тебе, такое больше никогда не повторится. Я просто почти не спал последние ночи, а рядом с тобой мне так хорошо… Но я никогда больше не засну, пока ты со мной, — он сжал мои плечи, замер, с болью посмотрел мне в глаза: — Ты теперь больше не придёшь?
— Почему? — обиделась я. — Я просто очень испугалась. Эта тварь… а ты всё никак не просыпался…
— Прости, — прошептал он, снова обнимая меня. — Я ведь говорил тебе: почему-то я легче всего собираю чужие кошмары, и они делаются моей явью, — он посмотрел мне в глаза. — Я поэтому попросил тебя уйти вчера. Спасибо, что не бросила меня.
— Ну что ты, разве я могла, — я махнула я ещё дрожащей рукой и нагло соврала: — Нервы у меня крепкие!
Нар только хмыкнул. Тьфу, совсем забыла, что он эмпат… С минуту мы сидели молча, потом я сказала:
— Спасибо за котёнка. Точнее, за грифёнка.
— Он тебе понравился?
Очень!..
— Рад.
…даже несмотря на то, что остальные прошлись по поводу его породистости…
— Не знаю, Лайра выбирала, — пожал плечами Нар. — У матери питомник.
Значит, действительно, чистота породы и всё такое…
— Да, наверно, отбракованный. Мать их усыпляет, а Лайра смотреть на это не может. Вот и решила спасти одного. Скорее всего, она его давно спрятала. Я в этом не разбираюсь, но рад, что для тебя это тоже не важно.
Ну, как я могла от него отказаться! Да и он сам…
— Я ему передал твой образ с массой положительных эмоций, так что ничего сверхъестественного в том, что он легко приручился, нет.
Только ты мог бы упаковать его более гуманно!
— На улице холодно, мы боялись, что он простудится.
И крыло!
— А вот это уже вина курьерской службы. Я намекну об этом Лайре, в воспитательных целях. Одна из её подруг недавно открыла службу магической доставки. Её пока мало кто знает, вот Лайра и подкинула заказ.
Забавный у нас диалог получается… В акустической плоскости — скорее монолог!
Нар засмеялся:
— Хорошо, что так спокойно к этому относишься.
Ну, ты мой друг всё-таки!
— Ты мне тоже нравишься, — засмеялся Нар. Я подумала, что пока он в добром расположении духа, надо заикнуться о Ладе, но Нар тут же нахмурился: — Не желаю об этом говорить.
— Но… — издала я первые за добрых пять минут общения звуки.
— Потому что видеть в глазах друга фанатичные огоньки учёного, столкнувшегося с удивительным феноменом, по меньшей мере, неприятно, — холодно ответил Нар на невысказанный вопрос.
Да, с этой стороны действительно выглядит…
— И потом, я уже говорил, Ладу свойственно излишне опекать окружающих, особенно тех, кого он считает слабыми и беззащитными. А мне тогда требовалось прийти в себя. Отдохнуть от произошедшего в одиночестве, — завершил Нар.
Я поняла, что эта тема ему неприятна, и закрыла вопрос. Тем более, что у нас нашлась масса других тем для разговора. Я рассказала Нару о своей жизни и о своём мире, а он, по ходу дела, помог мне разобраться в себе и в отношениях с братьями и семьёй Адрея. Всё-таки здорово, что он меня хорошо знает, но при этом не щадит и не умалчивает о не слишком приятных вещах, в который я была не склонна сама себе признаваться.
В общем, уходила я от него вечером довольная и жизнью, и собой.
И определённо потолстевшая на пару килограмм — на его мать в этот день напало кулинарное вдохновение, и нас с Лери пригласили на семейный ужин. Элеста Тиоранд оказалась «леди до кончиков ногтей» — всю трапезу я разрывалась между желанием попробовать ещё во-он то вот блюдо и провалиться сквозь землю от сознания своей полной безграмотности в вопросах этикета, мировой политики и погоды за окном. Вдоволь потоптавшись изящными туфельками на остром каблуке по остаткам моего самоуважения, Элеста неожиданно тепло улыбнулась и сказала:
— Принимаю тебя в семью, Танислава! Я ждала, что в ответ на мои шпильки ты начнёшь упражняться в ехидстве и язвительном остроумии, столь свойственным девушкам твоего происхождения…
Интересно, это она на королевское или на пролетарское намекает?
— Но ты продемонстрировала удивительное терпение и заслуживающую уважения выдержку. Думаю, после этого мой сын тебе не страшен, — она кивнула на Нара, невозмутимо разделывающего лобстера (наконец узнала, как эта таинственная зверюга выглядит и как её положено есть)!
— Да он совсем не страшный, — робко заметила я, имея в виду, разумеется, Нара.
На секунду повисло молчание, потом все согласно засмеялись. Нар оторвался от лобстера и заговорщицки улыбнулся мне:
— Рад, что ты так считаешь!
Я только улыбнулась в ответ.
После приятно проведённого дня мне было ужасно лениво идти выяснять что-то про восстание, но надо! Всего-то полдня осталось. Вечно я всё откладываю на последний момент! И, поскольку Лада по-прежнему не было дома, я пошла к Федьке. Так как я не знала, где его разместили, вся надежда была на Клипса. Идея использовать грифёнка в качестве поисковой собаки сначала показалась мне гениальной:
— Клипс, где Федька? Ищи Федьку! — скопировала я заискивающе-требовательный голос подруги — собачницы.
Грифёнок посмотрел на меня в глубочайшем недоумении. Ещё и с лёгким сомнением в том, что с хозяйкой всё в порядке.
Я вздохнула. Конечно! Я же не показывала ему брата, не называла, не давала понюхать… покогтить, хе-хе… мм, о чём это я? Ах да! Клипс просто не понимает, что от него хотят.
— Ладно, пошли искать вместе, — обречённо принялась я почёсывать грифёнка за ухом и вдруг вспомнила: — Ты же наверняка голоден! Тогда сначала — на кухню. Федька и восстание подождут!
Клипс согласно замурлыкал.
А на кухне я поняла, что мне достался уникум. Ну, или просто уникум здорово оголодал. Не знаю, чем его кормила Лайра, и что вообще едят грифоны, но Клипс ел всё. И в немереных количествах.
— Деточка, а ты не лопнешь? — процитировала я известную рекламу, глядя, как Клипс доедает МОЙ бутерброд.
Пять минут назад, предложив ему на выбор мясо, творог и сметану, я решила тоже перекусить — уж больно заразительно мой питомец лопал! Наверное, это у меня с детства осталось, в большой семье клювом не щёлкают. Поэтому при виде кого-то, с фантастической скоростью уничтожающего еду, в мозгу автоматически включается мысль: «Чего стоишь столбом, ничего не достанется!» И, хотя я более чем объелась у Тиорандов, жадность прочно заглушила доводы рассудка, и мои руки сами соорудили бутерброд. Но стоило мне отвернуться за последним ингредиентом — веточкой укропа — как Клипс атаковал оставленную без присмотра еду, очевидно, самоотверженно спасая хозяйку от ожирения. Ах да, забыла сказать: и курица, и творог, и сметана уже исчезли.
