Она внезапно вспомнила все эти столбцы сухих, скучных чисел: всё возраставшие суммы налогов, предварительные расчёты затрат на устранение повреждений от наводнения, и доходы от владений. Если бы она сложила всё и прошлась бы по всем счетам, одна позиция за другой, то она увидела бы, что денег на всё не хватало.
— Я думал, что мы сумеем починить мост в прошлом году, — продолжил Амброс напряжённым, тихим голосом, — но Её Имперское Величество снова повысила налоги, чтобы покрыть затраты из-за военных действий на границе с Лайраном. И снова, можно было либо починить мост, либо отправить тебе то, что было наказано отправлять. Наши обязательства перед тобой имеют приоритет.
— А что налоги? — потребовала Сэндри дрожащим голосом. — Ты их выплатил.
Амброс выглядел удивлённым тем, что ей приходится такое спрашивать.
— Налоги надо платить. В прошлом году я обратился к ростовщику. В этом году, если будет на то воля богов, я смогу выплатить ссуду, если повышу налоги на мельницы и шерсть для подданных.
Сэндри наклонилась ближе к нему:
— Тебе надо было сообщить мне, — с чувством произнесла она. — А не полагаться на то, что я вычислю всё по твоим счетам.
Она ощутила, что краснеет от стыда.
— Тебе следовало изложить проблему прямо! У меня более чем достаточно денег на мои нужды. Я могла бы отказаться от получения выплат в оба года, и даже не заметила бы!
Медленно, будто боясь разгневать её, Амброс сказал:
— Твоя мать, Клэйхэйм Амилиан, выразила свои желания совершенно ясно. Эти деньги всегда должны идти клэйхэйм, хороший выдался год или нет. И я не знал тебя достаточно, чтобы спрашивать. Я всё ещё не знаю тебя достаточно хорошо.
И он добавил, ещё тише:
— Кузина Сэндри, наказанием для управляющего, который недоплачивает своему господину — или госпоже — является отрубание вороватой руки. Кроме того, я потеряю земли, которыми владею сам. Я и моя семья останемся без единого гроша.
— Я бы никогда не стала настаивать на таком! — воскликнула Сэндри.
Даджа бросила взгляд на придворных. Если они и услышали, то даже не повернулись в сёдлах.
Амброс устало потёр голову:
— Клэйхэйм…
— Сэндри! — отрезала она.
Твёрдо глядя ей в глаза, Амброс сказал:
— Клэйхэйм, имперские шпионы повсюду. Имперские суды весьма рады рассматривать подобные дела самостоятельно, особенно если есть вероятность того, что они смогут конфисковать земли для короны. Именно так Её Имперское Величество и раздаёт титулы и доход своим фаворитам.
Набрав в грудь воздуха, чтобы спорить дальше, Сэндри передумала, и выдохнула.
— Давай просто поедем дальше, — сказала она, чувствуя себя усталой до мозга костей. «Надо было быть внимательнее. Надо было ещё несколько лет назад это исправить. Спасибо, Мама. Ты нас обеих опозорила. А я — опозорила себя».
— Завтра, если это не опасно, Амброс? Пожалуйста, безотлагательно начни ремонт моста. Выплати ростовщикам всё, что должен. Не посылай мне ничего следующие три года. Я оформлю это письменно и заверю.
На этот раз она поехала впереди по грязной тропе к броду, выйдя из-под щита Трис и намокнув. Браяр развернулся. Как только он поднёс два пальца к губам, Трис заткнула уши. Жэгорз и Даджа взвизгнули от боли, когда Браяр издал пронзительный свист, которым он раньше подзывал пса, жившего в Спиральном Круге. Придворные это услышали, повернули коней и пустили их рысью обратно к основной группе, а охрана поехала следом.
Пока Даджа костерила его на языке Торговцев, Браяр широко улыбнулся Трис:
— Ты не забыла. Как мило.
Она пожала плечами:
— Этот звук я едва ли забуду. Кроме того, именно так я и подзывала Медвежонка, когда мы с ним путешествовали вместе.
Она занялась заталкиванием своей книги в перемётную суму, чтобы ему не было видно её лицо.
— Это не давало мне тебя забыть, пока я странствовала.
Браяр подъехал, чтобы ткнуть её локтем:
— Ты просто напоминала себе, как тебе было тихо, когда я тебя не достаю, — сказал он, шутя, хотя на самом деле был тронут. — Тебе меня не одурачить.
Она на самом деле осклабилась в ответ.
Со временем они пересекли брод и вернулись на дорогу по другую сторону от опасного моста. Пятнадцать минут спустя они перевалили за небольшую возвышенность и обнаружили внизу приличных размеров деревню по обе стороны от дороги. В ней была мельница, постоялый двор, кузница, пекарня и храм, не считая домов на почти пятьсот семей — большое поселение, для деревни. На дальней стороне деревни и реки, вращавшей колёса мельницы, возвышался холм, на котором стоял замок. Отсюда им была видна внешняя, наружная стена, выстроенная из гранитных блоков. За стеной виднелись четыре башни и верхняя часть соединявшей их стены.
— Замок Ландрэг, — сказал Амброс, пока они ехали вниз к деревне. — Родное поместье клэйхам и клэйхэйм семьи Ландрэг на протяжении четырёх сотен лет.
Когда они последовали за ним, дождь, который к этому моменту поутих, начал лить сильнее. Трис вздохнула и снова подняла свой щит, в то время как в деревне кто-то начал звонить в храмовый колокол. Люди выходили из своих домов, становясь по обе стороны дороги. Другие прибегали из дальних зданий и близлежащих полей.
Сэндри приостановила свою кобылу, затем догнала Амброса:
— Кузен, что они делают? Жители деревни?
Амброс посмотрел на неё, слегка нахмурившись, как если бы смышлёная ученица дала ему неправильный ответ на вопрос:
— Ты — клэйхэйм, — мягко сказал он. — Это их долг — приветствовать тебя по возвращении.
— Откуда они знали, что она приедет? — спросил Браяр.
Амброс поднял свои бледные брови:
— Я послал вестового вчера, разумеется, — объяснил он. — Это мой долг — заранее предупредить о возвращении клэйхэйм.
Кобыла Сэндри занервничала: девушка слишком крепко держала поводья, давя удилами на чувствительные уголки лошадиного рта.
— Прости, дорогуша, — пробормотала Сэндри, наклоняясь вперёд, чтобы погладить кобылу по мокрой шее. Она ослабила хватку на поводьях. Не глядя на Амброса, она тихо сказала:
— Я не хотела этого, Кузен. Я не хочу этого. Пожалуйста, попроси их вернуться к своим делам.
— Плохая мысль, — сказал Джак.
Сэндри оглянулась на него. Темноволосый дворянин пожал плечами:
— Так и есть, — настаивал он. — Они должны показать надлежащее признание своему суверенному господину. Нельзя позволять им начать думать о нас непочтительно, Леди Сэндри. Крестьяне должны всегда знать, кого им следует уважать.
— Мне не нужны церемонии для уважения, — отрезала Сэндри, сердясь.
Её щёки снова залились румянцем, когда они проезжали мимо крайних групп жителей деревни; ей казалось, что её щёки — как знамена, объявляющие всему миру о её желании забиться под какой-нибудь камень. Когда она проезжала мимо, мужчины кланялись, а женщины делали реверансы, не поднимая взглядов.
— И им следует кланяться не мне, — тихо настаивала она, чувствуя себя самой большой ложью в мире. — Не мне, а моему кузену. Это же он работает ради их блага. Тебя-то они так встречают? — потребовала она у Амброса.
— Они кланяются, если случаются рядом, когда я проезжаю, но я — не клэйхэйм, — сказал ей Амброс тихим голосом, чтобы жители деревни не услыхали. — Ты не понимаешь, Кузина. У нас в Наморне есть сложившийся уклад жизни. Простолюдины возделывают землю, ремесленники делают вещи, купцы их продают, а дворяне сражаются и управляют. Каждый знает своё место. Мы знаем правила, которые укрепляют эти места. Это — твои земли; эти люди — твои слуги. Если ты попытаешься изменить ритуалы, по которым мы живём, то ты подорвёшь весь общественный порядок, а не только свой собственный его уголок.
— Он прав, — сказал Фин. — Поверь мне, если они не будут относиться к тебе с надлежащим уважением…
Ризу перебила его:
— Леди Сэндри, за соблюдением обычаев следят не только владельцы земель. Восстание в одной деревне воспринимается как угроза всему дворянству. Сюда в течение нескольких дней пришлют имперских стражников, и тогда казнят каждого десятого жителя.
— На моих собственных землях? — прошептала Сэндри, ужаснувшись.
— Лорды бывали больны, глупы или отсутствовали, — тихим голосом ответил Амброс. — А порядок нужно поддерживать.
— Я не могу сказать им, чтобы больше так не делали? — поинтересовалась Сэндри.
— Только если хочешь прополоть капустную грядку, — пошутил Фин.
Кэйдлин ткнула его острым локотком в рёбра.
— Ну, так мы их зовём дома, — запротестовал молодой дворянин. — Капустные головы. Торчат в земле, а в голове ни одной благородной мыслишки.
